Эллисон Харлан - Время Глаза
ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
ВРЕМЯ ГЛАЗА
перевод М. Левина
На третьем году смерти я повстречал Пиретту. Совершенно случайно-она
жила в комнате на втором этаже, а мне разрешали выходить на первый этаж и в
солнечный садик. И таким странным это казалось, что мы встретились вообще,
в ту первую, самую важную встречу - она была там с того времени, как
ослепла, с 1958 года, а я был один из тех стариков с молодыми лицами, кого
пережевал и выплюнул Вьетнам.
В Доме было не так уж неприятно, если, конечно, не замечать высокую
стенку вокруг и материнскую заботу миссис Гонди, тем более я знал: когда
туман пройдет и мне снова захочется говорить с людьми, меня выпустят.
Но то было делом будущего.
Я не ждал этого дня и не искал убежища от него в надежной
размеренности жизни Дома. Я жил призрачной жизнью среди медицинской заботы;
мне сказали, что я болен, но я-то знал, что мертв. Какой смысл меня лечить?
А с Пиреттой было по-другому.
Пиретта - фарфоровое личико с голубыми, как мелководье, глазами и
постоянно чем-то занятые шевелящиеся руки.
Я уже сказал, что встретил ее случайно. В те времена, которые она
называла "Время Глаза", она становилась беспокойной, и однажды смогла
ускользнуть от своей мисс Хэзлет.
А я гулял по нижнему коридору, сцепив за спиной руки и глядя под ноги,
когда она быстро сбежала по винтовой лестнице.
У этой лестницы я много раз останавливался и глядел, как скребут
каждую ее площадку и каждую ступеньку женщины с болезненными лицами.
Казалось, что они по этим ступенькам спускаются в ад, заметая за собой
следы. Вечно с белыми прямыми волосами, похожими на старое сено, они
скребли лестницу с методической жестокостью, ибо это было их последнее
занятие вплоть до самой могилы, и терли ее мылом и поливали водой. А я
смотрел, как они ступенька за ступенькой сходят в ад.
Но в этот раз там не было поломоек на коленях.
Я слышал, как она идет вдоль стенки, как ее беспокойные пальцы бегут
по деревянным панелям, и немедленно почувствовал: слепа.
И эта слепота - не просто потеря зрения.
Что-то в ней было такое, что-то эфемерное, что тут же отозвалось в
моем мертвом сердце. Я смотрел, как она плавно спускается, как бы в ритме
безмолвной музыки, и моя душа потянулась к ней.
-Могу я вам помочь? - спросил я вежливо издали. Она остановилась и
повела головой, как прислушивающаяся полевая мышь.
-Нет, спасибо,-ответила она самым благорасположенным тоном. - Я вполне
сама могу о себе позаботиться, благодарю вас. Вон до той особы,-она мотнула
головой вверх, откуда пришла, - никак это, похоже, не дойдет.
Она прошла оставшиеся ступеньки и ступила на безворсовую дорожку пола.
Там она остановилась и тяжело перевела дыхание, будто только что успешно
завершила какое-то трудное и дерзкое предприятие.
- Меня зовут... - начал было я, но она прервала меня, коротко фыркнув,
и я закончил: - Меня зовут: "Эй, ты!"
Она очаровательно усмехнулась:
- В именах мало смысла, вы согласны?
В ее голосе звучала такая убежденность, что не согласиться было бы
трудно. И я сказал:
- Полагаю, вы правы.
Она еще раз хихикнула и пригладила волосы.
- Несомненно, они куда как бессмысленны.
Очень странная получилась беседа - по нескольким причинам. Во-первых,
в ее разговоре была какая-то сложная разорванность, которая все же
показалась мне очень рационалистичной; во-вторых, она была первой, с кем я
заговорил за все те два года и три месяца, что прожил в Доме.
Я почувствовал родство наших с ней душ и поторопился эту связь
закрепить.
- И все-таки,
