Эллисон Харлан - В Землях Опустелых
ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
В ЗЕМЛЯХ ОПУСТЕЛЫХ
перевод М. Левина
Стоит, объяв скалу всем телом,
Близ солнца в землях опустелых, Лазурным миром взят в кольцо
Перевод В. Генкина.
Лорд Альфред Теннисон
На Большой Сырт опустилась ночь, и Петерсон это знал. Он был слеп - и
все же знал, что спустилась марсианская ночь. Стихли скрипки сверчков.
Сияние солнечного тепла, что весь день его согревало, рассыпалось;
становилось зябко. И вопреки слепоте он чуял приход теней, живших здесь с
незапамятных времен.
- Претри, - позвал он шепотом, и эхо из лунных долин отозвалось:
"Претри, Претри, Претри...", перекатываясь и затихая почти у подножия
небольшой горы.
- Я здесь, старик Петерсон. Чего ты хочешь от меня?
Петерсон в пневмораке расслабил мышцы. Он вдруг почувствовал, как
напряженно ждал. И дождался.
- Ты в храме был?
- Был. Молился много оборотов через три цвета. Много лет прошло с тех
пор, как Петерсон последний раз видел цвета. Но он знал, что в религии
Марса цвета были основой.
- И что предсказал тебе Благословенный Джилка?
- Завтрашний день заключен в чаше памяти дня сегодняшнего. И многое
другое.
Шелковые обертоны чуждого голоса несли покой. Петерсон никогда не
лицезрел воочию высокого и невообразимо древнего джилкита, но его
скрюченные пальцы не раз ощупывали безволосую каплевидную голову марсианина
и "видели" глубокие круглые впадины, где горели углями глаза, вздернутый
нос и узкую щель безгубого рта. Петерсон знал это лицо как свое
собственное, со всеми морщинами, мешками и шишками.
И еще он знал, как стар джилкит. Так стар, что его земные годы
человеку не счесть.
- Ты слышишь приближение Серого?
Претри набрал полную грудь воздуха и хрустнул костями, опускаясь на
ступеньку рядом со старым человеком в пневмораке.
- Он идет, старик, но идет медленно. Будь терпелив.
- Терпелив! - задумчиво хмыкнул Петерсон. - Терпения-то у меня
хватает. Полно терпения, а больше, пожалуй, ничего и нет. Когда-то еще и
время было, да все почти вышло. Идет, говоришь?
- Идет, старик. Время. Надо просто ждать.
- Как там голубые тени, Претри?
- В лунных долинах густы как мех, старик. Ночь идет.
- А луны вышли?
Широкие ноздри шумно выдохнули, и голос ответил:
- Еще нет. Тайсеф и Тиэи обе за горизонтом. Быстро темнеет. Быть
может, этой ночью, старик.
- Быть может.
- Наберись терпения.
Когда-то Петерсон не был терпелив. Когда играла в нем молодая горячая
кровь, он подрался со своим отцом - баптистом секты Пресби - и сбежал в
космос. Ни в Бога, ни в черта не верил тогда Петерсон, ни в прочие
окаменелости Всецеркви. Потом поверил, но тогда - нет.
Он сбежал в космос, и время щадило его. Он старел постепенно, не
болея, как стареют люди в темных пропастях между шариками грязи. Он видел
смерть: умирали те, кто верил, и те, кто не верил. И со временем он понял,
что одинок и что наступит однажды день, когда придет за ним Серый.
Он был одинок всегда; и когда не мог больше водить через космос
большие корабли, он ушел.
Ушел искать себе дом, и круги скитаний вынесли его к началу пути.
Петерсон вернулся на Марс, где был молод, где родились его мечты, на Марс,
потому что дом человека там, где он был молод и счастлив. Он пришел домой,
где теплы дни и нежны ночи. Домой, где люди каким-то чудом не пустили свои
корни из бетона и стали. Вернулся в дом, который не изменился со времен его
счастливой молодости.
И вовремя. Ибо его нашла слепота, движения стали медленны, и он понял,
что Серый идет за ним. Слепота пришла от лишних стаканчико
