Шепард Люциус - Голос Ветра В Мадакете
Люциус Шепард
Голос ветра в Мадакете
Пер. - А.Филонов.
1
_Тихонько, на заре, шелестя сухой листвой в водосточных желобах,
похлопывая проводом телевизионной антенны по обшитой рейками стене,
шелестя осокой, раздвигая голые ветки боярышника, чтобы ухватиться за
дверь сарая, игриво стряхнув прищепку с бельевой веревки, порывшись в
мусоре и растрепав полиэтиленовые пакеты, породив тысячи вибрирующих
завихрений, тысячу еще более трепетных шепотков, затем набираясь сил,
завывая в оконных щелях и дребезжа стеклами, с хлопком швырнув оземь
прислоненный к поленнице лист фанеры, разрастаясь до шквала с открытого
моря, чей стон артикулируют глотки тесных улочек и зубы пустующих домов,
пока вам не привидится исполинский невидимый зверь, запрокинувший голову и
ревущий, а дом не заскрипит, будто обшивка старого корабля_...
2
Проснувшись с рассветом, Питер Рами еще немного полежал в постели,
слушая вой ветра и вдыхая зябкий воздух выстуженной комнаты, затем,
собравшись с духом, сбросил одеяла, торопливо натянул джинсы, теннисные
туфли и фланелевую рубашку, после чего направился в гостиную, чтобы
развести в печи огонь. Деревья обрисовывались черными силуэтами на фоне
свинцовых туч, но еще не настолько рассвело, чтобы перекрестье оконной
рамы отбросило тень на стоящий под окном садовый столик; остальная мебель
- три потрепанных плетеных стула и кушетка - угрюмо громоздилась в своих
темных углах. Растопка занялась, и скоро в печи потрескивал огонь. Все еще
не согревшийся Питер принялся хлопать себя ладонями по плечам и
перескакивать с ноги на ногу, на что посуда и шкафчики отозвались
дребезжащим звоном. Питер - бледный, тяжеловесный тридцатитрехлетний
мужчина с косматыми черными волосами и бородой, слишком рослый, чтобы
войти в дверь коттеджа не пригибаясь - из-за своих габаритов так и не смог
приспособиться к этому дому и теперь чувствовал себя будто бродяга,
забравшийся в брошенный детский шалаш, чтобы там перезимовать.
Кухня располагалась в алькове при гостиной, и, согревшись, с пылающим
от жара лицом, Питер зажег газовую плиту и принялся готовить завтрак.
Прорезав в ломте хлеба отверстие, он положил хлеб на сковороду, разбил
яйцо и вылил его в отверстие (обычно он ограничивался консервами и кашками
или разогревал свежемороженые блюда, но Сара Теппингер, его нынешняя
любовница, научила его готовить это блюдо, отчего Питер возомнил себя
таким умудренным холостяком, что продолжал стряпать). Хлеб с яйцом он
съел, стоя у окна кухни и наблюдая, как серые деревянные дома через улицу
проступают из сумерек, как темные растительные массивы распадаются на
отдельные кусты мирта и овечьего лавра с шеренгой японских сосен позади.
Ветер стих; судя по всему, весь день будет пасмурно, что Питеру пришлось
по душе. Сняв коттедж в Мадакете восемь месяцев назад, Питер узнал, что
упивается скверной погодой, что неистовство стихий и хмурые небеса питают
его воображение. Здесь он уже дописал один роман и собирается задержаться
до окончания второго. А глядишь - и третьего. В самом деле, какого черта?
В общем-то возвращаться в Калифорнию особо и незачем. Питер открыл воду,
чтобы вымыть посуду, но от мыслей о Лос-Анджелесе ему расхотелось быть
умудренным. А ну ее! Пусть себе тараканы плодятся. Натянув свитер, он
сунул блокнот в карман и вышел на холод.
Порыв ветра налетел из-за угла коттеджа, словно специально дожидался
Питера; нос и щеки сразу заледенели. Питер уткнул подбородок в грудь и
повернул налево, зашагав по Теннесс
