Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Шарп Том - Дальний Умысел


ТОМ ШАРП
ДАЛЬНИЙ УМЫСЕЛ
Аннотация
Роман о литературе – эка невидаль! Роман о массовой литературе – деловто! Роман о мирном и даже очень счастливом сожительстве непотребного чтива с наисерьезнейшей, наиморальнейшей Литературой с большой буквы – тоже, пожалуй, известное дело, гдето слыхали и чуть ли не читали. Ничем нас не прельстишь, все знаем заранее, еще получше, чем задним числом.
Итак, роман о литературе: о неисповедимом пути книги – от окончания творческого процесса до читателя, о том пути, который всякое общество со времен Гуттенберга обеспечивает и обставляет посвоему. Литература – явление социальное, а стало быть, и является читателям по законам и обычаям такогото общества. Все вроде бы нормально, а между тем, если приглядеться, все нелепо, дико, несообразно – не то смешно, не то чудовищно...
Глава 1
Когда Френсика спрашивали, с какой стати он нюхает табак, он объяснял, что по недосмотру судьбы родился на два столетия позже, чем ему следовало. Вот когда бы он жилпоживал да радовался: в век разума, стиля, прогресса, развития и тому подобного, самого ему, Френсику, подходящего.

Ни то, ни тому подобное вовсе ему не подходило, а восемнадцатый век был вовсе не таков, и он это прекрасно знал, но тем паче восторгался и тем пуще забавлял слушателей, как бы доказывая им, что вкус к нелепице духовно роднит его со Стерном, Свифтом, Смоллеттом, Ричардсоном, Филдингом и другими гигантами – зачинателями романа, мастерами из мастеров. Самто он был литературный агент и огулом презирал свой ходкий бумажный товар, так что подлинное его восемнадцатое столетие помещалось на ГрабСтрит и ДжйнЛейн, лондонских улочках, где ютились тогдашние писакиподенщики: он почтительно копировал их вопиющие чудачества и показной цинизм – отпугивая таким образом бесперспективных авторов.

Короче говоря, мылся он от случая к случаю, летом носил шерстяные фуфайки, ел сколько влезет, с утра пил портвейн, усердно нюхал вышеупомянутый табак; и всякому его клиенту, хочешь не хочешь, надо было применяться к этим дурным обыкновениям. Зато в контору он являлся рано, прочитывал все поступающие рукописи, тут же отсылал обратно некондиционные и немедля пристраивал прочие – вообще был на редкость деловой человек.

Издатели смотрели ему в рот. Уж если Френсик предрекал, что книга пойдет, то она шла. У него был нюх на бестселлеры, сущее чутье.
Ему нравилось думать, что чутье это наследственное: отец его, оборотливый виноторговец, отлично вынюхивал дешевое, но пристойное столовое винишко и не постоял за расходами на образование сына, которое, вместе с нюхом более против отцовского изощренным, помогало Френсику обставить соперников. Правда, прямой связи между его добротным образованием и хваткой знатока доходного чтива не было. Нет, Френсик набрел на свой талант окольным путем: и как в его неподдельном восхищении восемнадцатым столетием был тайный выверт, так, не без выверта, он открыл секрет чужого литературного успеха.
В двадцать один год он вступил на жизненное поприще с оксфордской степенью магистра английской филологии и с намерением безотлагательно написать великий роман. Год он простоял за прилавком отцовского магазина в Гринвиче и просидел за письменным столом в своей комнатушке в Блэкхите – и решил, что для начала сойдет и роман не такой уж великий. Еще три года он сочинял рекламные тексты, создал дружно отвергнутый издательствами опус о жизни продавца гринвичской винной лавки и навсегда расстался с мыслью о писательстве. Когда Френсику стукнуло двадцать четыре





Содержание раздела