Чапек Карел - Мать
КАРЕЛ ЧАПЕК
МАТЬ.
Перевод А. ГУРОВИЧА
Идею этой пьесы подсказала автору его жена, материал для нее дало
переживаемое нами время, а непосредственным толчком к написанию послужила
иллюстрация, изображающая вдову, которая стоит на коленях среди поля
сражения на одном из теперешних театров войны. Пьеса как будто не нуждается
в каких-либо предварительных пояснениях. Автор просит только, чтобы
мертвых, собирающихся вокруг матери, изображали на сцене не в виде страшных
привидений, а как простых и добрых живых людей: в привычной домашней
обстановке, при свете уютной лампы они ведут себя самым обыкновенным
образом, Они точь-в-точь такие же, какими были при жизни, потому что такими
навсегда остались для матери; разница лишь в том, что она не может больше
дотронуться до них рукою, да еще, пожалуй, в том, что они производят
немного меньше шума, чем мы, живые.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
М а т ь.
О т е ц.
О и д р ж е и.
И р ж и.
Корпел ь.
Петр.
Тон и.
Дед.
М у ж с к о и голос по радио
Женски и голос по радио.
Кабинет отца. Окна открыты настежь. На средней стене большой портрет
отца в офицерской форме, справа и слева от пего - шашки, рапиры,
револьверы, ружья, трубки с длинными чубуками, всякие достопримечательности
из колониальных стран - копья, щиты, луки и стрелы, кривые кинжалы, а также
оленьи рога, черепа антилоп и другие охотничьи трофеи. Боковые стены заняты
книжными полками, резными шкафами и стойкой с начищенными до блеска
ружьями; тут же висят восточные материи, звериные шкуры и географические
карты. Вообше комната обставлена на мужской лад: тяжелый письменный стол,
на столе - словари, глобус, коробки с табаком, трубки, шрапнельные стаканы,
заменяющие пресс-папье, и т. д.; турецкий диван, потертые кресла и стулья,
мавританский столик с шахматной доской и столик с граммофоном. На шкафах -
офицерские фуражки и каски. Кроме того, всюду разная экзотика -
негритянские маски и другие мелочи, какие лет тридцать тому сазад обычно
привозили домой из колоний и других отдаленных стран. Все это имеет
довольно старомодный вид и порядком обветшало; кабинет похож скорее на
семейный музей, чем на жилую комнату.
На диване, забравшись туда с ногами и высоко подняв колени, сидит
Тони; на коленях у него толстая книга; на книгу он положил лист бумаги и
что-то пишет. Время от времени шепотом читает написанное, отбивая такт
рукой; иногда недовольно качает головой, что-то вычеркивает, исправляет и
снова принимается тихо скандировать.
Входит Петр, насвистывая песенку.
Петр. А, Тони! Ну, как дела? (Подходит к письменному столу и,
продолжая насвистывать, рассеянно вертит глобус.)
То н и. Что?
Петр. Стихи сочиняешь?
Тони. И не думаю! (Поспешно прячет в книгу исписанный листок бумаги.)
А тебе, собственно, какое дело?
Петр. Никакого. (Засунув руки в карманы, подходит к Тони и,
посвистывая, смотрит на него.) Ну-ка, покажи!
Тони (делая вид будто читал книгу) . Что ты, что ты! Такой вздор...
Петр. Гм!.. (Шутливо дергает Тони за волосы.) Ну, ну, ладно. Эх ты...
(Медленно возвращается к письменному столу, открывает одну из коробок с
табаком и набивает себе трубку.) Лучшего занятия, видно, не нашел?
(Выдвигает средний ящик стола.)
Тони. Ну, а ты чем так занят?
Петр. Я? Ничем. (Вынимает из ящика растрепанную книжку и перелистывает
ее.) Если можно так выразиться, лихорадочным ничегонеделанием. Мой час еще
не пробил, Тони! (Подходит к шахматному столику и садится за него.)
Посмотрим теперь эту задачку; отец н
