Цвейг Стефан - Смятение Чувств
Стефан Цвейг
Смятение чувств
У них были самые лучшие побуждения - у моих учеников и коллег по факультету:
вот он лежит, в роскошном переплете, торжественно мне преподнесенный, первый
экземпляр юбилейного сборника, который филологи посвятили мне в шестидесятую
годовщину моего рождения и тридцатую моей академической деятельности.
Получилась настоящая биография; ни одна самая мелкая статья, ни одна
произнесенная мною речь, ни одна рецензия в каком-нибудь научном ежегоднике
не ускользнули от их библиографического прилежания: все они выкопали из
бумажной могилы, весь ход моего развития до последнего часа восстановлен,
ступень за ступенью, и сверкает, подобно хорошо выметенной лестнице. Право
же, было бы неблагодарностью с моей стороны не порадоваться этой трогательной
фундаментальности. Все, что казалось мне давно изжитым и утраченным, снова
встает передо мной в строгой последовательности. Нет, я не могу отрицать, что
я, уже старик, смотрю на этот диплом, поднесенный мне моими учениками, с той
же гордостью, с какой получал некогда из рук учителей первое свидетельство о
своем прилежании, способностях, любви к науке.
И все же, когда я перелистал эти двести прилежно написанных страниц и
внимательно вгляделся в отражение моего облика, - я невольно улыбнулся.
Неужели это была моя жизнь, неужели в самом деле с первого часа до нынешнего
она тянулась спокойными нитями какого-то целесообразного серпантина, как
представил ее биограф на основании бумажного материала? Я испытал такое же
чувство, как недавно, когда впервые услышал свой голос в граммофоне: сначала
я его совершенно не узнал. Да, это был мой голос, но такой, каким его знают
другие, а не я сам, слыша его в своей крови, в самой глубине своего существа.
Так, посвятив всю свою жизнь изображению людей и попыткам установить
содержание их духовного мира на основании их творчества, я убедился на
собственных переживаниях, каким непроницаемым в жизни каждого человека
остается его настоящее ядро - творческая клетка, из которой все произрастает.
Мы переживаем мириады секунд, но только одна из них, одна-единственная,
приводит в движение весь наш внутренний мир - та секунда (Стендаль ее
описал), когда уже насыщенный всеми соками цветок в мгновение ока
кристаллизуется, магическая секунда, подобная мгновению зачатия и, подобно
ему, скрытая в теплоте нашего тела, - невидимая, неосязаемая, неощутимая,
совершенно по-особому пережитая тайна. Ее не учтет никакая алгебра духа, не
предскажет никакая алхимия предчувствия, и редко она открывается нашему
чувству.
Об этом тайном источнике развития моей духовной жизни эта книга не говорит ни
слова: вот почему я не мог не улыбнуться. Все в ней верно, но самого
существенного нет. Она меня описывает, но она меня не выражает. Она только
говорит обо мне, но она не выдает меня. Двести имен заключает в себе
тщательно составленный указатель - не хватает только одного - имени человека,
от которого исходит творческий импульс, человека, который определил мою
судьбу и теперь с новой силой возвращает меня в годы юности. Здесь сказано
обо всех, умолчали только о том, кто дал мне язык, о том, чьим дыханием жива
моя речь. И вот, я ощущаю это умолчание, как свою вину. Целую жизнь я
посвятил изображению людей, вызывая образы из тьмы веков, воскрешая их для
чувств моих современников - и ни разу не вспомнил о живущем во мне. И теперь,
будто в дни Гомера, я напою дорогую тень моей кровью, чтобы она снова
заговорила со мной, чтобы она, старе
