Цвейг Стефан - Неожиданное Знакомство С Новой Профессией
Стефан Цвейг
Неожиданное знакомство с новой профессией
Даже самый воздух, сырой, но уже снова пронизанный
солнцем, был великолепен в то чудесное апрельское утро 1931
года. Он таял во рту, как карамелька, сладкий, прохладный,
влажный и сияющий, квинтэссенция весны, чистейший озон.
Поразительно - в центре города, на Страсбургском бульваре,
дышалось ароматом вспаханных полей и моря. Это
очаровательное чудо сделал ливень, озорной апрельский дождь,
которым капризница-весна нередко возвещает о своем, приходе.
Еще дорогой наш поезд догонял темную тучу, черной полосой
обрезавшую на горизонте поля; но только около Мо, когда уже
видны были разбросанные на окраине города игрушечные дома-
кубики, когда уже поднимались над потускневшей зеленью
крикливые рекламы, когда уже складывала свои дорожные
принадлежности - бесчисленные флакончики, футляры, коробочки
- сидевшая напротив меня пожилая англичанка, только около Мо
прорвалась, наконец, набухшая, набрякшая водой, злобная
свинцовая туча, от самого Эпернэ бежавшая наперегонки с
паровозом. Сигнал был подан бледной вспышкой молнии, и
тотчас же туча с воинственным грохотом обрушила на землю
водные потоки и стала поливать поезд мокрым пулеметным
огнем. Окна плакали под метким обстрелом больно бьющего
града, паровоз сдался на милость победителя и опустил свое
дымное знамя. Ничего не было видно, ничего не было слышно -
только капли, перебивая друг друга, торопливо барабанили по
стеклу и металлу, и поезд, спасаясь от ливня, бежал по
блестящим рельсам, словно преследуемый зверь. И что же - не
успели мы благополучно прибыть на Восточный вокзал и в
ожидании носильщиков остановиться на крытой платформе, а за
серой, ровно обрезанной кромкой дождя уже ярко блестел
бульвар; острый луч солнца пронзил своим трезубцем убегающие
тучи, и фасады домов загорелись, как начищенная медь, и небо
засверкало океанской синевой. Словно Афродита Анадиомена, в
сиянии наготы встающая из волн морских, божественно
прекрасен вставал город из сброшенной пелены дождя. И
сразу, точно отпустили тетиву, слева и справа, из сотен
укромных уголков, из сотен прибежищ высыпали на улицу люди;
они отряхивались, смеялись и бежали своей дорогой;
возобновилось приостановленное движение, покатились,
загрохотали, затарахтели в уличной толчее сотни колес, все
дышало и радовалось возвращенному сиянию дня. Даже
чахоточные деревца на бульваре, крепко зажатые в твердую
рамку асфальта, еще все омытые и обрызганные дождем,
потянулись своими острыми пальчиками-бутонами к
обновленному, насыщенному синевой небу и сделали робкую
попытку заблагоухать. И как это ни удивительно - попытка их
увенчалась успехом. Свершилось чудо: несколько мгновений в
сердце Парижа, на Страсбургском бульваре, явственно
ощущалось нежное, робкое дыхание цветущих каштанов.
Великолепно в этот благословенный апрельский день было
еще и то, что, приехав рано утром в Париж, я до самого
вечера был свободен. Ни одна душа из четырех с половиной
миллионов парижских жителей еще не знала, что я здесь, никто
не ждал меня; итак, я ощущал божественную свободу, я мог
делать что хочу. Я мог, если мне заблагорассудится, без
цели шататься по городу или читать газету, мог позавтракать
или просто посидеть в кафе, или пойти в музей, мог глазеть
на витрины магазинов или рассматривать книги в ларьках
букинистов на набережной; я мог позвонить друзьям или просто
глядеть в ласковое, светлое небо. Но, к счастью, мне помог
всезнающий инстинкт, и я сделал с
