Хемингуэй Эрнест - В Чужой Стране
Эрнест Хемингуэй
В чужой стране
Осенью война все еще продолжалась, но для нас она была кончена. В
Милане осенью было холодно и темнело очень рано. Зажигали электрические
фонари, и было приятно бродить по улицам, разглядывая витрины. Снаружи у
магазинов висело много дичи, мех лисиц порошило снегом, и ветер раздувал
лисьи хвосты. Мерзлые выпотрошенные оленьи туши тяжело свисали до земли, а
мелкие птицы качались на ветру, и ветер трепал их перья. Была холодная
осень, и с гор дул ветер.
Все мы каждый день бывали в госпитале. К госпиталю можно было пройти
через город разными путями. Две дороги вели вдоль каналов, но это было
очень далеко. Попасть в госпиталь можно было только по какому-нибудь мосту
через канал. Мостов было три. На одном из них женщина продавала каштаны.
Около жаровни было тепло, и каштаны в кармане долго оставались теплыми.
Здание госпиталя было старинное и очень красивое, и мы входили в одни
ворота и, перейдя через двор, выходили в другие, с противоположной
стороны. Во дворе мы почти всегда встречали похоронную процессию. За
старым зданием стояли новые кирпичные корпуса, и там мы встречались каждый
день, и были очень вежливы друг с другом, расспрашивали о здоровье, и
садились в аппараты, на которые возлагались такие надежды.
К аппарату, в котором я сидел, подошел врач и спросил:
- Чем вы увлекались до войны? Занимались спортом?
- Да, играл в футбол, - ответил я.
- Прекрасно, - сказал он, - вы и будете играть в футбол лучше прежнего.
Колено у меня не сгибалось, нога высохла от колена до щиколотки, и
аппарат должен был согнуть колено и заставить его двигаться, как при езде
на велосипеде. Но оно все еще не сгибалось, и аппарат каждый раз стопорил,
когда дело доходило до сгибания. Врач сказал:
- Все это пройдет. Вам повезло, молодой человек. Скоро вы опять будете
первоклассным футболистом.
В соседнем аппарате сидел майор, у которого была маленькая, как у
ребенка, рука. Он подмигнул мне, когда врач стал осматривать его руку,
помещенную между двумя ремнями, которые двигались вверх и вниз и ударяли
по неподвижным пальцам, и спросил:
- А я тоже буду играть в футбол, доктор?
Майор был знаменитым фехтовальщиком, а до войны самым лучшим
фехтовальщиком Италии.
Врач пошел в свой кабинет и принес снимок высохшей руки, которая до
лечения была такая же маленькая, как у майора, а потом немного
увеличилась. Майор взял здоровой рукой снимок и посмотрел на него очень
внимательно.
- Ранение? - спросил он.
- Несчастный случай на заводе, - сказал врач.
- Весьма любопытно, весьма любопытно, - сказал майор и вернул снимок
врачу.
- Убедились теперь?
- Нет, - сказал майор.
Было трое пациентов одного со мною возраста, которые приходили каждый
день. Все трое были миланцы; один из них собирался стать адвокатом, другой
- художником, а третий хотел быть военным. И после лечебных процедур мы
иногда шли вместе в кафе "Кова", рядом с театром "Ла Скала". И потому, что
нас было четверо, мы шли кратчайшим путем через рабочий квартал. Нас
ненавидели за то, что мы офицеры, и часто, когда мы проходили мимо, нам
кричали из кабачков: "Abasso gli ufficiali!" [Долой офицеров! (итал.)]. У
пятого, который иногда возвращался из госпиталя вместе с нами, лицо было
завязано черным шелковым платком; у него не было носа, и лицо ему должны
были исправить. Он пошел на фронт из Военной академии и был ранен через
час после того, как попал на линию огня. Лицо ему потом исправили, но он
происходил из старинного рода, и носу
