Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Хвин Стефан - Ханеман


Стефан Хвин
Ханеман
--------------------------------------------------------------------------
Станислав Лем рекомендует:
Проза плотного плетения
Чтение романа Стефана Хвина "Ханеман" шло у меня с трудом: я застрял на
первых же страницах. Поначалу мне показалось, что автор кропотливо плетет на
коклюшках кружева, излишне усложняя задачу читателя, однако жена убеждала
меня, что это выдающаяся проза, и я решил сразу вломиться в середину. А
поступив так, вошел во вкус и признал, что проза и в самом деле выдающаяся.
Быть может, лучшая из всего, что появилось в последнее время.
Книга Хвина заслуживает того, чтобы о ней писали; отсутствие должного
количества откликов и дискуссий лишний раз свидетельствует о распаде в Польше
"литературной" культуры. Не собираются кружки интеллектуалов, не ведутся
беседы о литературе на телевидении, разве что недавно какой-то там Лем пять
минут говорил о своей книжонке, вышедшей в издательстве "Знак". Нет точек
соприкосновения, все расползаются в разные стороны, как побеги дикорастущего
кустарника. Такая кустистость раздражает, поскольку мешает серьезному
обсуждению книг, заслуживающих большего внимания, чем "бруЛьон" или
"Метафизическое кабаре" некой юной особы. Хвин, по-моему, повторяю,
недооценен, и причину этого я вижу в отсутствии автономной литературной жизни,
в отсутствии системы, которая по справедливости выносила бы некоторые названия
на публичный форум и привлекала к ним широкий общественный интерес. Дело тут
не только в малых тиражах - никто не занимается пропагандой новых имен.
Отношение к молодым авторам просто ужасное, можно сказать, нигилистическое; вы
не увидите их книг на витринах, а зачастую и на прилавках книжных магазинов.
Моя писательская карьера уже завершается, но я ни капельки не завидую тем,
кому довелось дебютировать в наши дни.
В "Ханемане" рассказывается, как жизнь соприкасается со смертью, и эта
тема, подобно теме судьбы в Пятой Бетховена, повторяется и набирает силу.
Перед нами Гданьск и немцы, которых оттуда выгоняют, и мы знаем, что их
выгоняет - советское наступление, но наступление это изображено как своего
рода космическая катастрофа: ни одного советского солдата на страницах романа
Хвина мы не встретим, и это, я считаю, хорошо. Безымянная сила выбрасывает
людей из родного города, они устремляются на пароходы, и только потом, с
дистанции времени, мы узнаем, что они нашли смерть в ледяных водах Балтики.
Это образец психосоциальной эсхатологии: Хвин пронзительно изображает зловещую
легкость, с которой можно уничтожить, разрушить, растоптать все человеческое;
хорошо известное он показывает со свежестью, исполненной жестокости. Текст
проработан до мельчайших подробностей, в конце даже есть словарик немецких
названий улиц, но при этом в книге трудно обнаружить хотя бы намек на
существовавший тогда в Германии строй - нет гауляйтеров или иных бонз,
загоняющих гданьчан на палубу балтийских судов. Все происходит в
социально-государственном вакууме. Это не упрек; я полагаю, автор сознательно
избрал такой прием.
Хвин уловил явление, которое меня всегда потрясало, - я сам несколько раз
переживал подобное во Львове. Речь идет о той минуте, когда господствующий
строй и традиционная иерархия житейских проблем, самый фундамент быта рушатся.
Одна армия уходит, другая еще не пришла, возникает зияющая пустота, перерыв в
истории, а от людей остаются только вещи. Кто-то может сказать, будто Хвин
уделяет чрезмерное внимание тому, что является лишь ат





Содержание раздела