Фолкнер Уильям - Притча
Уильям Фолкнер
Притча
Перевод Д. Вознякевич
Моей дочери Джил
СРЕДА
Когда в казармах, и размещенных вокруг города лагерях горны затрубили
подъем, большинство горожан уже давно не спало. Им было не нужно подниматься
с соломенных тюфяков на убогих койках в их тесных жилищах, так как почти
никто, кроме детей, даже не смыкал глаз. Сплоченные общим страхом и
тревогой, они всю ночь безмолвно теснились у тлеющих жаровен и камельков,
потом темнота наконец поредела и занялся новый день тревоги и страха.
Один из тех знаменитых негодяев, что впоследствии стали у Наполеона
маршалами, набрал полк в этой местности, в сущности, сформировал его лично,
привел к присяге Императору и вместе с полком стал одной из ярчайших звезд в
том созвездии, что некогда охватывало зловещим предзнаменованием
полнебосвода и опалило лучами половину земли. Отсюда же набирались почти все
свежие пополнения, и теперь, поскольку большинство стариков было ветеранами
этого полка, а дети мужского пола - его будущими солдатами, все здешние
жители принимали случившееся близко к сердцу, не только родители и
родственники обреченных солдат, но и те отцы, матери, сестры, жены и
невесты, чьи сыновья, братья, мужья, женихи не попали в число обреченных
лишь благодаря случайности - и слепому везению.
Отзвуки горнов еще не успели стихнуть, а перенаселенные трущобы уже
извергали своих обитателей. Лучше всего это было бы видно французскому,
английскому или американскому (а при особой отваге и удаче даже немецкому)
летчику: людской поток струился из лачуг и квартир в улочки, переулки и
безымянные тупики, они вливались в улицы, и струйки превращались в ручьи,
ручьи в реки, и в конце концов казалось, весь город потек на Place de Ville
{Городская площадь (фр.).} по бульварам, сходящимся к ней, будто спицы к
втулке, заполнил ее, а затем под давлением собственной, все нарастающей
массы безотказной волной прихлынул к неприступному входу в отель, где трое
часовых из трех союзных армий стояли у трех голых флагштоков для подъема
трех соцветных флагов.
Здесь люди увидели первые подтянутые войска. Это был отряд гарнизонной
кавалерии, он уже перекрыл широкий главный бульвар, ведущий от Place de
Ville к старым воротам былой восточной стены, и выжидал, словно шум этого
прилива был еще до начала слышен в спальне самого мэра. Но толпа не обращала
внимания на кавалерию. Она все прибывала, замедляла ход, останавливалась
из-за собственной скученности и лишь чуть заметно шевелилась, колыхаясь,
растерянно и терпеливо глядя в становящемся все ярче свете на дверь отеля.
Потом в старой крепости над городом выстрелила утренняя пушка; тут же
невесть откуда возникли три флага и поднялись по трем флагштокам. Когда они
появились, стали подниматься, достигли верха и неподвижно повисли на миг,
был еще рассвет. Но затрепетали они на первом утреннем ветерке, уже сверкая
тремя общими цветами - красный знаменовал собой мужество и гордость, белый -
чистоту и верность, синий - правду и честь. Пустой бульвар позади
кавалерийского отряда внезапно заполнился солнечным светом, и длинные тени
всадников упали на толпу, словно кавалерия атаковала ее.
Однако это толпа наступала на кавалерию. Людская масса не издавала ни
звука. Почти спокойная, она была неодолимой в слиянности своих хрупких
частиц, подобно каплям в волне. С минуту кавалерия - там находился офицер,
но, судя по всему, командовал старшина - ничего не предпринимала. Потом
старшина что-то выкрикнул. Это была не команда, потому
