Финней Джек - Боюсь
Джек ФИННЕЙ
БОЮСЬ...
Я боюсь, я очень боюсь, и не столько за себя - мне, в конце концов,
уже шестьдесят шесть, и голова у меня седая, - я боюсь за вас, за всех,
кто еще далеко не прожил положенного ему срока. Боюсь, потому что в мире с
недавних пор начались, по-моему, тревожные происшествия. Их отмечают то
тут, то там, о них толкуют между прочим - потолкуют, отмахнутся и
позабудут. А я-таки убежден - отмахиваться нельзя, и если вовремя не
осознать, что все это значит, мир погрузится в беспросветный кошмар. Прав
ли я - судите сами.
Однажды вечером - дело было прошлой зимой - я вернулся домой из
шахматного клуба, членом которого состою. Я вдовец, живу один в уютной
трехкомнатной квартирке окнами на Пятую авеню. Было еще довольно рано - я
включил лампу над своим любимым креслом и взялся за недочитанный детектив;
потом я включил еще и приемник и не обратил, к сожалению, внимания, на
какую он был настроен волну.
Лампы прогрелись, и звуки аккордеона - сначала слабенькие, затем все
громче - полились из динамика. Читать под такую музыку - одно
удовольствие, и я раскрыл свой томик на заложенной странице и углубился в
него...
Тут я хочу быть предельно точным в деталях; я не заявляю, нет, будто
очень вслушивался в передачу. Но знаю твердо, что в один прекрасный момент
музыка оборвалась и публика зааплодировала. Тогда мужской голос -
чувствовалось, что аплодисменты ему приятны, - произнес с довольным
смешком: "Ну ладно, будет вам, будет", - но хлопки продолжались еще секунд
десять. Он еще раз понимающе хмыкнул, потом повторил уже тверже: "Ладно,
будет", - и аплодисменты стихли. "Перед вами выступал Алек такой-то и
такой-то", - сказал радиоголос, и я опять уткнулся в свою книжку.
Но ненадолго - голос, принадлежавший, видимо, человеку средних лет,
привлек мое внимание снова; может, тон его изменился, потому что речь
зашла о новом исполнителе: "А теперь выступает мисс Рут Грили из Трентона,
штат Нью-Джерси. Мисс Грили - пианистка, я угадал?.." Девичий голосок,
застенчивый, едва различимый, ответил: "Вы угадали, Мейджер Бауэс..."
Мужчина - теперь я наконец-то узнал его уверенный монотонный говорок -
спросил: "И что же вы нам сыграете?" "Голубку", - ответила девушка. И
мужчина повторил за ней, объявляя номер:
- "Голубка"!..
Пауза, вступительный аккорд фортепьяно - я продолжал читать. Она
играла, я слушал в пол-уха, но все же заметил, что играет она неважно,
сбивается с ритма - может, от волнения. И тут мое внимание сосредоточилось
нацело и бесповоротно: из приемника прозвучал гонг. Девушка взяла
неуверенно еще несколько нот. Гонг, дребезжа, ударил опять, музыка
оборвалась, по аудитории прокатился беспокойный шумок. "Ну ладно, ладно",
- произнес знакомый голос, и мне стало ясно, что этого-то я и ждал, я
знал, что это будет сказано. Публика успокоилась, и голос начал было:
- Ну, а теперь...
Радио смолкло. Какое-то мгновение - ни звука, только слабый гул. А
потом началась совершенно иная программа: выступление Бинга Кросби вместе
с сыном, последние такты "Песни Сэма", которую я очень люблю. И я опять
вернулся к чтению, чуть-чуть недоумевая, что там приключилось с той,
предыдущей программой, но в сущности я не слишком-то задумывался об этом,
покуда не дочитал свою книжку и не начал готовиться ко сну.
И вот тогда, раздеваясь у себя в комнате, я припомнил, что Мейджер
Бауэс давным-давно мертв. Годы прошли, лет пять, не меньше, с тех пор как
этот сухой смешок и знакомые "Ну ладно, ладно" звучали в последний
