Фильдинг Генри - Путешествие В Загробный Мир И Прочее
Генри Филдинг
Путешествие в загробный мир и прочее
Перевод В. Харитонова
ВВЕДЕНИЕ
То ли рассказанное на следующих страницах было грезами, или видением,
некоего весьма набожного и праведного мужа; то ли эти страницы были впрямь
написаны на том свете и переправлены к нам, по мнению многих (на мой взгляд,
чересчур приверженных суеверию); то ли, наконец, как полагает решительное
большинство, они творение образцового обитателя нового Вифлеема, - все это
не суть важно, да и трудно сказать наверняка. Читателю будет довольно
узнать, при каких обстоятельствах они попали в мои руки.
Мистер Роберт Пауни, торговец писчими принадлежностями, что держит
лавку напротив Кэтрин-стрит на Стрэнде, человек честный и самых строгих
правил, из прочих своих замечательных товаров особенно прославившийся
перьями, чему я первейший свидетель, ибо благодаря их особенным качествам
мои рукописи более или менее удобочитаемы, - этот, повторяю, джентльмен
как-то снабдил меня связкой перьев, с превеликим тщанием и осторожностью
обернув их в большой лист бумаги, исписанный, мне показалось, очень корявой
рукой. А меня всегда тянет прочесть неразборчивую запись - отчасти, видимо,
из благодарной памяти к милому почерку, или потчерку (по-разному пишут это
слово), каким писала мне в юности прелестная часть человечества, неизменно
мне дорогая, отчасти же из-за того расположения духа, при каком
предполагаешь огромную ценность в выцветших письменах, в побитых бюстах и
потемневших картинах, непонятно на что еще годных. Поэтому я с примерным
усердием приник к этому листу бумаги, но уже через день признался себе, что
ничего в нем не понимаю. Поспешив к мистеру Пауни, я с порога спросил, не
осталось ли у него еще листов из этой рукописи. Он выдал мне около сотни
страниц, сказав, что больше у него не сохранилось, хотя поначалу рукопись
была толщиной с фолиант, и что квартировавший у него джентльмен оставил ее
на чердаке в расплату за девять месяцев проживания. Далее он сказал, что
навязывал ее (это его слова) решительно всем издателям, но те отказались
впутываться: кто якобы ничего не разобрал, кто будто бы ничего не понял.
Одни усмотрели в ней атеизм, другие - поклеп на правительство, и на том или
ином основании все отказались ее печатать. Рукопись видели также в К***
Обществе, но там, покачав головами, сказали, что в ней нет ничего,
достаточно для них удивительного. Тогда, узнав, что квартирант уехал в
Вест-Индию, и не видя от рукописи никакого проку, он, мистер Пауни, и решил
пустить ее на обертку. Все, что осталось, сказал он, в моем распоряжении, и
он сожалеет об утраченных страницах, раз мне это интересно.
Мне не терпелось узнать, сколько он просит за рукопись, но он
удовлетворился уплатой по старому счету: этих денег, сказал он, хватит за
глаза.
Я незамедлительно отправил рукопись своему другу, пастору Абрааму
Адамсу, тот долго вникал в нее и вернул с таким заключением: книга
серьезнее, чем кажется поначалу; автор обнаруживает некоторое знакомство с
сочинениями Платона, но следовало бы иногда цитировать его на полях, "дабы я
убедился, - сказал пастор, - что он читал его в подлиннике, а то нынче, -
добавил он, - все козыряют знанием греческих авторов, хотя читали их в
переводах и сами не способны проспрягать глагол на 'mi'". {Группа глаголов в
греческом языке, имеющая особенности в спряжении. (Во всех случаях, где нет
ссылки на автора, - примеч. перев.)}
Что касается моего отношения к этой истории, то я нахожу у автора
философск
