Фармер Филип Жозе - Дочь
Филип Хосе Фармер
...ДОЧЬ
Тсс! Тсс!
Передает Мать Головастик.
Молчите, все девственницы и Матери, пока я на связи. Слушайте,
слушайте! Всем, кто подключился к этой передаче! Слушайте, и я
расскажу вам, как я покинула свою Мать, как две моих сестры и
я вырастили себе панцири, как я справилась с Олквеем, почему я
стала самой престижной Матерью с самым прочным панцирем и
мощнейшими передатчиком и антенной и почему я сделалась
носительницей нового языка.
Но прежде, чем я поведаю вам свою историю, я открою всем тем,
кто еще не знает этого, что мой отец был способен
разговаривать.
Не содрогайтесь. Это правдивый рассказ. Он не относится к
небылицам.
Отец был способен разговаривать.
Мать скомандовала: "Вылезайте!"
И, чтобы показать, что она не шутит, Мать распахнула свою
выходную диафрагму.
Мы тут же распростились со всеми иллюзиями, поняв, насколько
серьезны ее намерения. Раньше она открывала диафрагму только
для того, чтобы мы смогли поупражняться в налаживании связи с
другими молодыми, которые, как мы, прижимались к земле на
пороге чрева своих Матерей. Иногда мы обращались с выражениями
почтения к самим Матерям, и даже, очень коротко, к Бабушке,
которая жила где-то далеко на горном склоне. Не думаю, однако,
что она получала наши послания. Мы, молодые, были тогда еще
слишком слабы, чтобы передавать на такие далекие расстояния.
Во всяком случае, Бабушка никогда не подтверждала их
получения.
Порой, когда мы доводили Мать тем, что галдели в эфире
одновременно, не спрашивая у нее позволения передавать по
очереди, или когда мы вскарабкались по стенкам ее чрева и
плюхались с потолка на пол, она говорила нам, чтобы мы уходили
и строили собственные панцири. И при этом всегда добавляла,
что говорит на полном серьезе.
А мы, в зависимости от нашего настроения, или утихомиривались,
или расходились еще пуще. Тогда Мать хватала нас своими
щупальцами и, не давая вырваться, хорошенько шлепала нас. Если
и это не помогало, она пугала нас олквеем. Обычно это
срабатывало. Но только до поры до времени. Она слишком часто
пользовалась этим средством. Вскоре мы так привыкли к ее
запугиваниям, что перестали верить в какого-то там олквея.
Мать, как мы тогда думали, сочинила небылицу. Нам следовало бы
знать, однако, что Мать ненавидела всякие небылицы.
Было еще одно, что действовало ей на нервы: наши разговоры с
Отцом с помощью азбуки орземей. Отец, хоть и научил ее своему
языку, отказывался обучать ее азбуке орземей. Когда он хотел
нам что-нибудь сообщить и знал, что Мать не одобрила бы его
сообщения, он переходил на наш секретный язык. Думаю, наши
зашифрованные переговоры также сыграли свою роль: Мать
злилась, злилась, да и вышвырнула нас вон. И это несмотря на
мольбы Отца, чтобы нам позволили остаться еще на четыре
сезона.
Здесь необходимо упомянуть, что мы, девственницы, оставались в
утробе гораздо дольше, чем следовало бы. Причиной того, что мы
так долго засиделись в ней, был Отец.
Он был способен разговаривать.
Однако он был нашим Отцом. Он был подвижным, который умел
разговаривать импульсами, как мы.
Да, он это тоже умел. Он умел переговариваться с лучшими из
нас. А может, он не _сам_ умел. Не напрямую. Мы посылаем
импульсы с помощью органов в нашем теле. Но Отец, если я
правильно поняла, прибегал к помощь некоего существа, жившего
раздельно с его телом. А может, это был один из его органов,
не прикрепленных к нему.
Во всяком случае, у него не было ни внутренних органов, ни
импульс-стержней, кот
