Фанте Джон - Мечтатель
ДЖОН ФАНТЕ
МЕЧТАТЕЛЬ
Из сборника "Вино юности" (1985)
О комнате мне рассказал легавый. Сказал, что сдается одна на
Бункер-Хилле, в большом сером оштукатуренном доме. Я туда сходил. Тридцать
пять лет назад Бункер-Хилл был модным районом, а сегодня - увы. Теперь
эти особняки двадцатикомнатные обветшали.
Большой серый дом. Вот он. Я позвонил. Дверь открыла мексиканка.
Сильная и прямая.
Волосы ее отливали черным, словно окаленная эмаль. Такие темные, такие
блестящие, что все лицо горело оранжевым отблеском. Это и была миссис
Флорес.
Квартплата - десятка в неделю. Я дал ей сорок.
- Лучше комнату посмотрите сначала, - сказала она.
Однако, я уже устал смотреть комнаты. Мне хотелось хотя бы чего-нибудь
- каких-нибудь стен вокруг. Я хотел остаться наедине с пишущей машинкой.
Надо было работать. Наплевать, что за комната. Миссис Флорес проводила
меня наверх, на третий этаж. Очень старый дом. Толстые высокие двери.
Медные ручки.
Глянув на комнату, я засомневался. Такая пустая она была. Всего четыре
предмета:
кровать, комод, стул и стол. Ни коврика. Ни занавесок. Ни картинок на
стенах.
- Это много за такое место, миссис Флорес.
- Я же сказала вам: сначала комнату посмотрите.
Она не сердилась на меня. Ей просто было все равно. Когда она говорила,
я видел ее белые зубы. Утонченно безупречные. Она одевалась, как принято у
их народа:
крестьянская юбка с блузкой, серебряные сережки, в пару им -
серебряная безделушка на горле. Ее небольшие ступни были обуты в гуарачи.
Похоже - крепкие, удобные.
Она отправилась за мылом и полотенцами. Я раскрыл чемодан и вытащил то
немногое, чем владел. Несколько рубашек, трусы, галстуки, носки. Целую
пачку чистой белой бумаги. Постное сейчас у меня время. Но нужно много
чего написать. Внутри от этого почти болело.
Я снял чехол с машинки и поставил ее на стол под окно. Я уже видел, как
пишу - яростно, колочу по клавишам денно и нощно вот в этой самой
комнатке, а подо мной внизу распластался огромный город. Прямо за окном
торчала верхушка пожилой пальмы. Она будет меня вдохновлять, нарушать
монотонность четырех стен.
Миссис Флорес вернулась с мылом и полотенцами. Ее темные глаза
расширились, лишь только она увидела машинку. Я объяснил ей: так я
зарабатываю на жизнь, пишу разное.
- Вам придется выехать, - сказала она.
- Выехать? Почему?
Она вытащила из кармана юбки сорок долларов и положила на комод.
- Пишущая машинка стучит, - сказала она. - А человеку за стенкой
нужно хорошо высыпаться.
Дверь, отделявшая мою комнату от соседней, была из толстого ореха.
Стены - непробиваемые. А машинка у меня тихая. Я ей показал, потыкав в
клавиши.
Пообещал, что шума не будет. Но она уже все решила. Покачала головой -
медленно, упрямо. Я начал закидывать пожитки обратно в чемодан. Думал,
какая она неразумная. И ненавидел соседа, кем бы он ни был; я проклинал
его.
В коридоре раздались шаги. И появился он, этот человек из соседней
комнаты.
- Кристо! - произнесла женщина.
Он остановился, глядя на меня, и я заметил странное оживление любви,
осветившее лицо миссис Флорес: ее темные глаза обожали его.
- Здрасьте, - сказал он.
Механическое, холодное приветствие. Он тоже почувствовал ее
возбуждение. И не желал его. Защищался от него. Высокий, подтянутый,
симпатичный филиппинец лет тридцати пяти. Прекрасно одетый, особенно -
желтый галстук, солнцем сиявший с его шеи.
- Что-то не так? - осведомился он.
- Он пишет на машинке, - сказала миссис Флорес. - Вы не сможете
спать, если он ост
