Фалле Рене - Капустный Суп
Рене Фалле
КАПУСТНЫЙ СУП
Глава первая
От непритязательной деревушки вообще ничего не осталось. Угасла печь
в пекарне одновременно с самим пекарем, и он если и печет нынче веночки,
то разве что на кладбище под могильной плитой. Кладбище, и большое, по-
прежнему на месте, но маленького пекаря уже не стало.
Деревушка была самой обычной деревушкой в Бурбонне. А так как этому
скромному Бурбонне досталось на географической карте на редкость неудачное
место, оно не вписало своего имени в анналы истории на манер Эльзаса или
Лотарингии, и не было здесь, и недаром не было, ни черных от мазута
бретонских приливов, ни отливов и не вязли в этой клейкой каше бакланы.
Так, скажем, его путали с Бургундией, совсем как в свое время
принимали Пирей за человека, а подвески моей тетушки за, так сказать,
дядюшкины подвески. Впрочем, за исключением десятка чем-либо
прославившихся мест, провинций больше не существует. Нет даже и
департаментов. Этот извечный бич школьников не устоял перед поступью
прогресса, грозящего придушить все живое. Провинциям сейчас роздали
наспинные номера, как гонщикам-велосипедистам. Бурбонне, в спешке
переименованное в 1790 году в Алье, зовется теперь просто 03. Нынче уже
рождаются не в Анжевене, а под номером 49, не в Париже, а под номером 75,
не в Савое, а под номером 73 и т.д. и т.п. Родятся шифрованными и потом
живут в безвестности.
Словом, в деревне ничего больше не осталось. И поэтому-то она походит
на сотни и тысячи деревень, без разбора попавших под нумерацию.
Нет уже портомойни на Бесбре, чьи воды орошают деревушку. Замолкли
неугомонные вальки. Теперь они красуются в городе на витринах лавчонок,
где торгуют случайной мелочишкой. Замолкли и прачки, теперь они сидят,
прикорнув у своих стиральных машин. Отныне нелюдимые и одинокие, они уже
не слушают веселого бульканья речной воды, а слушают передачи
Люксембургского радио, которое раз семь, а то и больше на дню, ворочая
суконным языком, вещает всякую бессмыслицу. Где теперь их тачки, где
шарики синьки, где уклейки, ненароком затесавшиеся среди мыльных
пузырей?..
Нет также и кюре. Старого так и не удосужились заменить новым. Не
мелькнет теперь случаем на дороге черная сутана и не крикнет ей вслед в
сердцах какой-нибудь отъявленный безбожник: "Долой попов!", потому что
опять-таки не увидишь ни попов, ни поповской скуфейки. Конечно, в главном
городе кантона живет еще священнослужитель, но коль скоро он принадлежит
слишком многим - он, в сущности, ничей. Поэтому-то сего святого мужа его
рассеянная по всей округе паства ядовито окрестила "поп на колесах". Бог
ты мой - да прости ему бог, - он, одетый точно нотариус, на всех парах
несет доброе слово из коммуны в коммуну, кропит верующих на ходу, а ногу
держит на акселераторе; отправляет мессы, соборует, венчает, отпевает
покойников - и все галопом, в полном соответствии с лошадиными силами
своей тарахтелки. В результате деревня получает отпущение грехов раньше,
чем успеет нагрешить, что тоже не так уж плохо. Короче, не стало больше
доброго боженьки... Или почти не стало... Или осталась самая, самая
малость...
Нет теперь и почтальона, пешего или на велосипеде, а есть просто
служащий, разъезжающий на грузовичке, столь же безликий и анонимный, как и
вручаемые им письма, и нет у него свободной минутки, чтобы распить с вами
стаканчик.
И еще нет в деревне своего деревенского дурачка. Если теперь они,
блаженненькие, вздумают показывать свои штучки, их собирают, как улиток, и
запихивают в
