Урс Видмер - Рай Забвения
ВИДМЕР УРС
РАЙ ЗАБВЕНИЯ
И всегда поражался тем неустрашимым авторам, которые беспечно ездят на
метро или отправляются в поход по окрестным кабакам, имея при себе рукописи
своих шедевров, не запасшись даже вторым экземпляром. Рукописи при этом,
разумеется, теряются - их оставляют холодной ночью под неоновыми лампами
кафе-мороженого где-нибудь в Нью-Йорке, или они вываливаются из багажника
велосипеда, на котором автор с первыми лучами солнца - а кругом кукуют
кукушки - едет домой, выскользнув из постели подружки, которая теперь спит,
потому что вся книга была ей зачитана вслух, перед тем как они оба наконец
отправились на седьмое небо, куда нам, смертным, путь заказан. Ни одну из
этих рукописей найти не удалось по сей день, и нам остаются лишь
воспоминания о чем-то стократ более чудесном, чем все написанное этим
автором когда-либо и не потерянное.
Годами я мечтал, что когда-нибудь почувствую такой прилив сил, что
напишу толстую книгу, страниц на пятьсот, в которой наконец выскажу все - и
потеряю ее, ибо главное - это процесс написания, а не сама книга.
И я таки написал нечто подобное - издатель, видевший мой труд, но так
и не успевший его прочесть, сразу назвал это романом. А я тут же попытался
его потерять. Наперекор собственным привычкам я пускался в длительные
прогулки, долго ездил в трамваях и выскакивал из них сломя голову. Однако
всякий раз находился какой-нибудь любезный господин или милая дама,
догонявшие меня с криком: "Эй!" или "Постойте!", чтобы вернуть книгу. Моя
благодарность в таких случаях была просто безмерна.
Однажды, засидевшись в ресторанчике "Роза" допоздна, до самого
комендантского часа, я засунул в карманы обоим полицейским, явившимся, чтобы
вышвырнуть нас, забулдыг, а бармену пригрозить закрытием его заведения, если
он не будет соблюдать законы хотя бы для виду, - я засунул им в карманы
плащей свою рукопись, заблаговременно разделенную на два почти одинаковых
пакета. Однако оба они - о, чувствительная служивая душа! - скоро
почувствовали лишний вес и сунули мне мой труд прямо в руки, правда не
преминув прежде пролистать его.
- А что, неплохо! - сказал один. Другой поддержал его:
- Молодец, валяй дальше!
Я улыбнулся и потащился к себе, по дороге зашвырнув книгу в кучу
компоста, откуда утром мой домохозяин извлек ее, чтобы положить в ящик для
молочных бутылок, да еще с запиской, в которой слегка журил меня за излишнее
пристрастие к горячительным напиткам. А книга ваша, мол, высший класс.
Потом было еще много попыток. Я даже летал в Ибицу, где взял напрокат
велосипед, но женщина, с которой я спал - учительница из бирмингемского
интерната для трудновоспитуемых, - и не подумала заснуть после моего ухода,
а выскочила из отеля на улицу нагишом с криком:
- Ay masterpiece, darling!
То есть, мол, "вот твой шедевр", и что "она не позволит бросить его в
багажник этого вшивого велосипеда", на котором я собирался добраться до
своего бунгало, "и вообще отдай его мне!"
И я отдал ей свой шедевр - назывался он, если мне не изменяет память,
"Ад забвения" - и толкал велосипед, шагая вслед за ней, чуть ли не до самой
своей постели. Поднявшись ни свет ни заря, она поцеловала меня и
торжественно возложила рукопись мне на живот.
Последняя попытка сорвалась вот как: я поехал в Золотурн на фестиваль
литераторов, точнее, на ту пьянку, которую они устраивают по субботам в
ресторане "Крест", и положил свою драгоценную рукопись - после ночи,
которую мы всю напролет плясали рок-н-ролл с одной п
