Тротсиг Биргитта - По Ту Сторону Моря
Биргитта Тротсиг
По ту сторону моря
Перевод с шведского Елены Самуэльсон
Море казалось бесконечным. Из моря поднимался запредельный свет. По ту
сторону моря:
Мрак покрывал страну. Евреи ждали Мессию. Обыкновенные люди бросали бомбы.
Здание императорского театра сияло белизной.
В темном Питере еще до всех событий жила и играла на сцене актриса,
которая входила в труппу императорского театра, хотя и была простого
происхождения. Ребенком ее вывезли из деревни, удочерили, заметили, она
сделала карьеру и теперь ездила в мягком экипаже с шелковой, как подкладка
перчатки, обивкой. Она вышла из тьмы, из иного темного края, на другую сторону
перешла. И теперь на сцене - все блеск и свет, блеск и свет, а внизу, по ту
сторону рампы, в темноте - тяжелая масса лиц. (А внизу в темноте ходил волнами
хаос огромной столицы, что-то рвалось наружу, в свет, что-то рождалось,
шевелилось в темноте неизвестное звероподобное существо; вот оно перегрызает
кому-то глотку, ест, спаривается, от него пахнет хищником, ему тесно, тесно:
звон крови, открытое чрево, мокрые детеныши. Больные, умирающие детеныши.
Связанный, изголодавшийся, стонущий зверь.)
И жила в ней неотступная, непрерывно тянущая тоска по темноте, о которой
она себя заставляла забыть.
Ибо так уж оно вышло, так сложились обстоятельства, что в жизни этой
актрисы и женщины многое происходило как бы раздельно - вроде лед идет, льдины
отплывают друг от друга, прочь - и вот они исчезают, и свет от них в ночи все
слабеет.
И была она актрисой, а домом ее был театр.
Актриса приносит в дар свое тело, жилы и мускулы, свою подвижную
диафрагму, гортань и голос.
Вот она перед зеркалом, перед темным стеклом. Белые руки, тонкие сильные
мускулы поблескивают серым и голубым. Она протягивает их, тянет кисти и
ладони, сустав за суставом - движение дрожит, зарождается, вибрирует, рвется
вперед, как можно дальше. Она преображается - у нее растет рука, крыло смерти,
крыло жизни - и вот она уже другого вида. В глазницах блестят глаза существа
незнакомой породы. Серые губы. А язык и гортань - красные, здоровые, влажные,
живые, могут прикрываться как истинными речами, так и лживыми, могут и
вытянуться и втянуться, - а тело хочет совсем другого: полететь над морями и
лесами, закричать птичьим криком, будто душа птицы кричит.
(Актриса сидит в своей уборной и снимает грим убийцы, духа войны. Перед
темным зеркалом горят свечи. Вот пальцы зарываются в банку с кремом. Крем
прохладный, он способен уничтожать. Сначала исчезают бровь и один глаз, а
другой, огромный, застывший и дикий, взирает на нее из зеркальной темноты. И
всегда наступает момент, когда половина лица - маска, но что тут маска и что
лицо? Другая половина уничтожена, словно в снегу что-то спрятано, словно
что-то темное в нем зарыто. Половина мира и еще одна половина, кто есть кто?
Кто же та, которая рождается в третьем мире, которая - они обе, она и не она,
- которая, однако, и раньше жила в этом третьем мире, жила там своей жизнью,
руки в крови замарала, а под конец умерла насильственной смертью, руки на себя
наложила, об этом еще женщины кричали за сценой?)
(А в зеркале. Изображение в нем темное, никого нет дома, дома - пустота.
От свечей вокруг отражение в трехстворчатом зеркале дрожит. Теперь в нем
проносятся то быстро исчезающий свет, то матовая тьма, поблескивают, словно
вода в колодце, сквозь черный блеск которой иногда можно увидеть, как на
поверхность подымаются ставшие бесполезными люди, превратившиеся в как
