Твен Марк - Назойливый Завсегдатай
Марк Твен
НАЗОЙЛИВЫЙ ЗАВСЕГДАТАЙ
Каждое утро, когда часы бьют девять, он появляется в редакции. Иногда он
приходит даже раньше редактора, и швейцар вынужден покинуть свой пост и
подняться на несколько ступенек по лестнице, чтобы отпереть ему заветную дверь
редакции. Он берет со стола трубку и закуривает; ему, очевидно, невдомек, что
редактор может быть тем гордецом (бывают такие!), которому столь же приятно,
когда пользуются его трубкой, как если бы кто-то почистил зубы его щеткой. Он
разваливается на диване, ибо у человека, бессмысленно проводящего всю свою
жизнь в позорной праздности, не хватает сил сидеть прямо. Сначала он
вытягивается во всю длину, потом полулежит; затем перебирается в кресло и
располагается в нем, свесив руки, откинув голову и вытянув ноги; немного
погодя он меняет позу, наклоняется вперед и перекидывает ногу, а то и обе,
через ручку кресла. Однако следует заметить, что, как бы он ни устраивался, он
никогда не сидит прямо и не делает вид, что исполнен чувства собственного
достоинства. Время от времени он зевает, потягивается и неторопливо, с
наслаждением почесывается; иногда он удовлетворенно ворчит, как сытое, до
отвала наевшееся животное. Но изредка у него вырывается глубокий вздох, - и
это красноречиво выражает его тайное признание: "Никому я не нужен, всем в
тягость и только обременяю собою землю".
Этот бездельник не единственный в своем роде - в редакции днем и ночью
вертятся трое-четверо таких же, как он. Они вмешиваются в разговор, когда
кто-нибудь приходит к редактору по делу, шумно болтают обо всем на свете и
особенно о политике; бывает, они даже горячатся, - и тогда кажется, будто их
впрямь интересует предмет разговора. Они бесцеремонно отрывают редактора от
работы замечаниями: "Смит, ты это видел в "Газете"?" - и принимаются читать
целую заметку, а страдающий редактор вынужден слушать, едва сдерживая
нетерпеливое перо; они часами сидят в редакции, развалясь в ленивых позах,
перебрасываются анекдотами, подробно рассказывают друг другу различные случаи
из своей жизни, вспоминают, как выходили из трудных и опасных положений,
встречались со знаменитостями, участвовали в избирательных кампаниях;
обсуждают знакомых и незнакомых и тому подобное. За все эти долгие часы им ни
разу не приходит в голову, что они воруют время у редакторов и грабят
читателей, - без них статьи в следующем номере газеты были бы куда лучше!
Порою они дремлют или мечтательно углубляются в газеты, а иногда в
задумчивости застывают на часок, безвольно обмякнув в кресле. Даже эта
торжественная тишина - слишком небольшая передышка для редактора, ибо когда
рядом сидит человек и молча слушает поскрипывание твоего пера, это немногим
лучше, чем чувствовать, как он заглядывает тебе через плечо. Если посетитель
хочет поговорить с кем-нибудь из редакторов о своем личном деле, он должен
вызвать его за дверь, потому что никакие намеки, слабее, чем взрывчатка или
нитроглицерин, не заставят этих надоедливых особ отойти и не подслушивать.
Необходимость день за днем терпеть присутствие назойливого человека,
чувствовать, как твое бодрое настроение начинает падать, едва на лестнице
послышатся его шаги, и исчезает бесследно, когда его утомительно надоедливая
фигура появляется в дверях; страдать от его рассказов и изнемогать от его
воспоминаний, всегда ощущать оковы его обременительного присутствия;
безнадежно мечтать об одном-единственном дне уединения; с ужасом замечать, что
предвкушение его похорон уже перес
