Твен Марк - Жив Он Или Умер
Твен Марк
Жив он или умер?
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
В марте 1882 года я жил на Ривьере, в Ментоне. Всеми благами, которыми
в Монте-Карло или в Ницце вы пользуетесь на людях, здесь, в этом уединенном
уголке, можно наслаждаться в одиночестве. То есть я хочу сказать, что яркое
солнце, животворный воздух и кристально чистое голубое море здесь не
омрачены людской суетой, шумом и сутолокой. Ментона - тихий, спокойный,
скромный городок без всяких претензий на роскошь. Богатая и знатная публика
сюда, как правило, не заглядывает. Впрочем, время от времени здесь
появляется какой-нибудь богач, и недавно я познакомился с одним из них.
Чтобы не раскрывать его инкогнито, я буду называть его Смитом.
Однажды, когда мы сидели за завтраком в Английском отеле, Смит
воскликнул:
- Скорее посмотрите на того человека, который выходит из дверей.
Постарайтесь запомнить его внешность!
- Зачем?
- Вы знаете, кто это такой?
- Да. Он поселился здесь за несколько дней до вашего приезда. Говорят,
это старый, удалившийся от дел богатый шелкопромышленник из Лиона. Он,
очевидно, один в целом свете. У него всегда такой грустный, мечтательный
вид, и он ни с кем не разговаривает. Зовут его Теофиль Маньян.
Я думал, что Смит растолкует мне, чем вызван его интерес к мосье
Маньяну, однако вместо этого он погрузился в глубокое раздумье и, казалось,
на некоторое время забыл не только обо мне, но вообще обо всем на свете. Он
то и дело ерошил свои шелковистые седые волосы, а завтрак его тем временем
остывал на столе. Наконец он сказал:
- Нет. Никак не могу вспомнить.
- Что именно?
- У Андерсена есть прелестная сказка{335}, но я ее забыл. В ней
говорится про одного мальчика, у которого была птичка. Он ее очень любил, но
постоянно о ней забывал. Одинокая, заброшенная птичка целыми днями пела
песенки, сидя в своей клетке. Однако время шло, и вскоре бедняжка начала
страдать от голода и жажды. Песенка становилась все печальнее, все тише и
мало-помалу совсем замерла. Птичка скончалась. Приходит мальчик. Потрясенный
до глубины души, обливаясь горькими слезами, он собирает своих товарищей.
Объятые глубокой скорбью, они торжественно хоронят бедную птичку, в простоте
своей не ведая о том, что не только дети доводят поэтов до голодной смерти,
а потом тратят на их похороны и памятники такие деньги, каких тем же поэтам
хватило бы на безбедную и привольную жизнь. И вот...
Но тут нашу беседу прервали. Часов в десять вечера я встретил Смита, и
он пригласил меня зайти к нему в номер покурить и распить бутылочку
шотландского виски. В уютной комнате стояли удобные кресла, горели яркие
лампы, в камине весело потрескивали сухие оливковые поленья. Ощущение тишины
и покоя довершал глухой рокот волн за окном. Некоторое время мы лениво
болтали. После второго бокала виски Смит проговорил:
- Ну вот, теперь я могу рассказать вам одну прелюбопытную историю. Мы с
товарищами долго хранили ее в тайне, но сейчас мне хочется нарушить печать
молчания. Вы удобно устроились?
- О да. Продолжайте!
Вот что рассказал мне Смит:
- Много лет назад, когда я был еще юным, совсем юным художником, я
бродил по селам Франции и писал этюды. Вскоре ко мне присоединились двое
славных молодых французов - они тоже писали этюды. Мы были столь же
счастливы, сколь и бедны, или столь же бедны, сколь и счастливы, - как вам
угодно. Молодых людей звали Клод Фрер и Карл Буланже. Это были замечательные
ребята. Всегда веселые и жизнерадостные, они
