Старджон Теодор - Руки Бьянки
Теодор СТАРДЖОН
РУКИ БЬЯНКИ
Рэн впервые увидел Бьянку, когда мать привела ее с собой в лавку. Она была
приземистой, широкой в кости, с редкими сальными волосами и гнилыми зубами. Из
безвольно распущенного рта стекала на подбородок беловатая струйка слюны.
Двигалась она так, словно была слепой, или же ей было совершенно наплевать, на
что она налетит через следующие два шага. Ей и в самом деле было все равно,
потому что Бьянка от рождения была идиоткой, и только ее руки...
Это были очень красивые, очень изящные руки - мягкие, гладкие, белые, как
снежные хлопья, с едва заметным розовым оттенком, напоминавшим отблеск планеты
Марс на снегу. Руки лежали на прилавке бок о бок и смотрели на Рэна.
Полусжатые кисти, обращенные ладонями вниз, были чем-то неуловимо похожи на
двух припавших к земле зверьков, и точно так же, как какая-нибудь лесная
тварь, они слегка раздувались и опадали, словно дыша. И они смотрели на него.
Не наблюдали - наблюдать и следить они будут потом. Пока же они только
смотрели, и Рэн, отчетливо ощущавший на себе их пристальные взгляды,
почувствовал, как сердце у него забилось сильно и часто.
Мать Бьянки скрипучим, резким голосом потребовала сыра, и Рэн не торопясь
принес ей его. Пока он ходил, женщина честила его на чем свет стоит и,
наверное, она имела на это право, как имеет право быть ожесточенной и
раздражительной любая женщина, у которой нет мужа, а единственная дочь -
слабоумная уродина.
Рэн отдал ей сыр и взял деньги, и хотя женщина заплатила меньше, чем
следовало, он не обратил на это никакого внимания. Виноваты в этом были руки
Бьянки. Когда мать попыталась взять дочь за одну из них, руки отпрянули так,
словно не желали этого прикосновения. При этом они даже не оторвались от
прилавка, а, приподнявшись на пальцах, быстро-быстро отбежали к краю
столешницы и, соскочив вниз, скрылись в складках платья Бьянки. Мать, однако,
это нисколько не смутило. Схватив дочь за локоть, оказавшийся не таким
норовистым, она выволокла ее из лавки.
Рэн остался стоять за прилавком, раздумывая о руках Бьянки. Он был
здоровым, молодым, до красноты загорелым и не особенно умным парнем, которого
никто никогда не учил различать прекрасное и удивительное, но ему это и не
требовалось. Плечи у него были широкими, руки - сильными и крепкими, глаза -
большими и добрыми, а ресницы - длинными и густыми. Сейчас они были опущены,
но несмотря на это Рэн продолжал видеть перед собой руки Бьянки, и отчего-то
ему было трудно дышать.
Хлопнула входная дверь - это вернулся Хардинг, хозяин лавки. Это был
крупный, полный мужчина с такими толстыми щеками, что они почти сходились
посередине лица, совершенно скрывая нос, губы и все остальное.
- Прибери-ка здесь, Рэн, - сказал Хардинг. - Сегодня закрываемся пораньше.
И с этими словами он встал за прилавок, с трудом протиснувшись мимо Рэна.
Рэн взял метлу и начал задумчиво мести пол.
- Только что одна женщина купила сыр, - сказал он неожиданно. - Бедная
женщина в очень старой, поношенной одежде. Она была с дочерью, но как выглядит
девочка я совсем не помню, если не считать... Ты не знаешь, кто она?
- Я видел, как они выходили, - ответил Хардинг. - Эта женщина - мать
Бьянки, а девчонка, соответственно, сама Бьянка. Как зовут мать я даже не знаю
- они почти никогда ни с кем не разговаривают. И лучше бы они сюда вовсе не
приходили!.. Давай, Рэн, живей поворачивайся.
Рэн домел пол и убрал метлу в угол. Прежде чем уйти, он спросил:
- А где они живут? Ну, Бьянка и ее..,
