Старджон Теодор - Человек, Который Научился Любить
Теодор СТАРДЖОН
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НАУЧИЛСЯ ЛЮБИТЬ
Его звали Мэнш; когда-то давно у них в ходу была забавная шутка на
этот счет, но со временем она стала горькой.
- Боже, как бы я хотела увидеть тебя прежним, - сказала она, -
стонущим в сне, вскакивающим по ночам с постели, бродящим в потемках и
никогда не объясняющим причин своего странного поведения. И пусть по твоей
милости мы порой едва сводили концы с концами, голодали и бог знает как
выглядели! Я, конечно, пилила тебя за это, но скорее по привычке, а не
всерьез. Я не принимала все близко к сердцу и могла бы терпеть сколько
угодно, ведь, несмотря ни на что, ты был самим собой и поступал как хотел.
- А я всегда только так и поступал, - ответил Мэнш, - и не раз
пытался втолковать тебе, что к чему.
Она не сдержала возмущенного возгласа:
- Кто бы в этом разобрался?
Давнее, привычное отчуждение охватило ее; она устала ворошить прошлое
и предпринимать бесплодные попытки снова и снова вникать в то, чего не
смогла понять за годы.
- А вот к людям ты всегда хорошо относился, по-настоящему любил их.
Взять того парня, что вдребезги разнес пожарный гидрант и фонарь перед
домом. Ты отделался от легавого и пройдохи-адвоката, от санитарной машины
и кучки зевак, сам привез парня в больницу и не разрешил подписывать
никаких бумаг, потому что тот был в шоке. Или захудалый отель, который ты
перерыл сверху донизу, чтобы найти и вернуть Виктору искусственную
челюсть, когда он угодил в тюрьму. А бесконечное ожидание в приемной
врача, пока миссис Как-ее-там целый день лечила свой рак горла? Ты даже
толком и не знал ее. Не было вещи на всем белом свете, какой бы ты не
сделал для ближнего своего.
- Я всегда помогал как мог. Без устали.
Издевка.
- Так поступал Генри Форд. Эндрю Карнеги. Семейство Круппов. Тысячи
рабочих мест, биллионы выплаченных налогов на благо каждого. Знаю я эти
сказки.
- Но у меня не тот случай, - мягко сказал он.
И тогда она выложила главное, без гнева и ненависти, почти
равнодушно. Проговорила потухшим голосом:
- Мы любили друг друга, и ты ушел.
Они любили друг друга. Ее звали Фауна; когда-то давно у них в ходу
была забавная шутка на этот счет. Зверушка Фауна, Мэнш-Мужчина и шуры-муры
между ними. "История Содома объясняется просто, - он перевирал Чосера. -
Бесстыдство толкает к супружеской измене" (так как нее был муж, где-то
там, среди уроков игры на клавесине, пыльных недовязанных ковриков,
набросков пьесы и кучи другого несбывшегося хлама, хранящегося в глубине
ее памяти). Но намек остался непонятым. Она не была умницей, а просто
любила. Принадлежа к тем людям, которые всю свою жизнь лишь ожидают
встречи с настоящим, она отбрасывала одно дело за другим, как не имеющее
значения. Такие, если уж ухватят свой шанс, то навсегда, и им говорят:
"Ба! Как ты изменился!" А она не изменилась. Жар-птица поманила и улетела,
и никогда уж ей не совершить поступка. Никогда.
Они повстречались в расцвете молодости. Ее маленький домик стоял в
глубине рощи на окраине городка, имевшего репутацию "творческого курорта".
И действительно, в самом городке и его окрестностях поблескивали самородки
истинных талантов. Здесь к чудакам традиционно весьма терпимое отношение
при условии, что они а) не отпугивают туристов и б) не гребут мало-мальски
солидных денег.
Фауна была стройной, миловидной девушкой, которой нравились свободные
длинные платья, надетые прямо на голое тело, нравилось жалеть бессловесных
больных бедолаг, вроде птиц с переломанным крылом, чах
