Старджон Теодор - Крошка И Чудовище
Теодор СТАРДЖОН
КРОШКА И ЧУДОВИЩЕ
Почему-то она с самого начала пожелала узнать о Крошке абсолютно все. До
последней детали.
А его действительно звали Крошкой. Наверное, в ту пору, когда он еще был
щенком, имя вызывало у всех улыбку умиления; потом смешно становилось совсем
по другой причине.
Потому что со временем Крошка вымахал в огромного датского дога. Хвост у
него, правда, остался необрезанным, зато во всем остальном... Гладкая
лоснящаяся коричневая шкура, плотно облегающая могучую грудь и плечи.
Громоподобный лай. Огромные карие глаза, сильные черные лапы.
И еще - у пего было большое и доброе сердце.
Родился Крошка на острове Сан-Круа, одном из Виргинских островов, покрытом
пальмовыми рощами и плантациями сахарного тростника. Остров постоянно обдувал
ласковый ветерок, а травы тихо шелестели, когда сквозь них пробирался фазан
или мангуста. Там встречались облюбованные крысами руины домов, построенных
еще рабами; сорокадюймовые стены разделяли арки, сложенные из необработанного
камня. Полевые мыши рыскали по пастбищам, а в ручьях резвились на солнце
голубые мальки.
Словом, остров как остров. Как же на нем умудрился вырасти такой необычный
пес?
Уже в раннем детстве Крошка усвоил много полезных вещей. Хотя и было-то в
нем тогда - лапы да уши... Для начала он научился уважать все, что его
окружало. Вертких, зловредных и бездушных скорпионов - вершины инженерной
мудрости Природы: хватило одной-единственной попытки обнюхать увенчанный
шинами хвост одного из них. Неожиданно повисшую мертвенную тяжесть в воздухе -
она означала приближение урагана, и в доме начиналась полная катавасия, а его
обитатели вдруг становились расторопными и покладистыми. Справедливость
дележки - стоило ему только начать отпихивать братьев и сестер от материнского
соска или кормушки, как его самого быстро прогоняли прочь. Крошка ведь был
самым большим щенком в помете.
Главное, чему он научился, - уважению. Никто никогда не поднял на него
руку; однако, будучи бесстрашным псом, он не вырос беспечным. Единожды
испытанная боль от скорпионьего укуса; сильные и одновременно мягкие руки,
отучившие его жадничать при еде; свирепая ярость урагана, - так постепенно,
шаг за шагом Крошка постигал азы справедливости, одновременно учась
осторожности. Он почти постиг главный закон этики: никто не попросит его
сделать что-то, как и не запретит без явной на то причины. Взамен
подразумевалось послушание, но не слепое, а наполовину осознанное. Оно
строилось не на страхе, а на чувстве справедливости, и не мешало вовремя
проявлять сметку.
В результате Крошка стал тем, кем стал - великолепным образцом своего
собачьего племени. Но вот как он выучился читать, оставалось загадкой. Как и
то, почему вдруг Алеку пришло в голову его продать. И не кому-нибудь, а именно
ей, Алистер Форсайт, которую он и знать-то не знал...
Вот зачем ей все нужно было выведать про Крошку - чтобы понять. Потому что
история-то вышла совершенно безумная. Алистер никогда не хотела иметь собаку,
а если б и так - то все, что угодно, но не датского дога. И даже предположив
совершенно невероятное - что ей вдруг стукнуло в голову купить пса именно этой
породы! - все равно непонятно, причем здесь Крошка. Сами посудите: жил он на
далеком острове, откуда его пришлось переправлять в Скарсдейл, штат Нью-Йорк,
самолетом'.
Во всяком случае, все ее письма Алеку не скрывали настойчивого
любопытства. Как, впрочем, и его, написанные раньше, в те дни, когда он продал
ей Крошку. Из
