Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Старджон Теодор - Когда Ты Улыбаешься


Теодор Старджон
Когда ты улыбаешься...
Перевела с английского Элла БАШИЛОВА
Не говори правду людям. Никогда. Не помню, чтобы я когда-нибудь специально
формулировал это правило, но всю жизнь следовал ему.
А Генри?
Впрочем, это неважно, можно сказать, что с Генри я никогда не считался.
Кто упрекнет меня? Я обнаружил, что мне по характеру надо быть одиночкой.
Я мог делать кое-что лучше, чем другие, что само по себе уже награда. А
наводить справки об убийствах, десятках убийств, за которые никто не
поплатился, и не иметь возможности о них рассказать... Может, это мучило меня,
но зато я поступал как человек во многих других случаях.
Мне помешал Генри.
Когда я был ребенком, то жил за три мили от школы и бегал на роликах,
покуда не выпадал снег. Иногда мне было довольно холодно, иногда слишком
жарко, а чаще всего я промокал до нитки. Но в любую погоду Генри ждал меня у
входа. Прошло уже двадцать лет, но, стоит только закрыть глаза, и я вижу этот
знакомый, преданный взгляд, чересчур подвижный рот, растянутый в улыбку, и
слышу слова привета. Он, бывало, возьмет у меня книги, прислонит портфель к
стене и трет мои руки, согревая, или подаст мне полотенце из спортивной
раздевалки, если идет дождь или донимает жара.
Я не мог понять, что им движет. Его чувство было выше дружбы, дороже
преклонения, но, видит Бог, от меня он не получал ничего взамен.
Это продолжалось много лет, потом он окончил школу, а мне пришлось кое-где
застрять, и я получил аттестат позже. Пока Генри был рядом, я особо не
старался; когда он исчез, школа показалась мне такой унылой, что я приналег и
окончил ее.
После чего я начал крутиться, пытаясь обеспечить себе регулярный доход, не
имея специальности. Я пристроился писать статейки в воскресное приложение
одной газеты - из тех, что вызывают отвращение у приличных людей, - но это
меня не смущало, потому что таковые их не читают.
Я писал о наводнениях, убеждая читателей, что Америку ждет гибель под
водой, потом о засухе, рисуя картины смерти наших потомков на сухих, как
пережаренный картофель, равнинах; строчил заметку о столкновении с кометой, а
следом - о придурках, предсказывающих конец света; сочинял биографии великих
патриотов, соразмеряя их с величиной передовой статьи, чтобы они ее не
затмили. Это приносило деньги, совесть меня нисколько не мучила, и я жил в
свое удовольствие.
Словом, много воды утекло за эти двадцать лет, пока я вдруг не встретил
Генри.
Самое нелепое, что он совершенно не изменился. Даже как будто не
повзрослел: те же жесткие волосы, уродливый широкий рот и веселые, блестящие
глаза. Одет он был, как всегда, в чьи-то обноски: рубашка, судя по воротнику,
на четыре размера больше, мешковатый костюм, свалявшийся свитер, который
совершенно не вязался бы по цвету с костюмом, если бы и то и другое имело
какой-либо цвет.
В этот осенний день, когда все, кроме него, уже ходили в пальто. Генри
подбежал ко мне, задыхаясь и словно виляя хвостом от восторга. Я его тут же
узнал и, не в силах сдержаться, принялся хохотать. Он тоже засмеялся, радуясь
до неприличия. Его совсем не интересовало, почему я смеюсь, он снова и снова
невнятно произносил мое имя; он всегда говорил невнятно из-за этой улыбки от
уха до уха, красующейся на лице.
- Ну что, пошли! - заорал я, прибавив крепкое словцо - такое, от каких он
всегда морщился. - Я поставлю тебе рюмашку, я поставлю десять рюмашек.
- Нет, - сказал Генри, улыбаясь, и слегка попятился, втягивая голову в
плечи и съеживаясь. - Се





Содержание раздела