Смит Кордвейнер - Бульвар Альфа Ральфа
Кордвейнер СМИТ
БУЛЬВАР АЛЬФА РАЛЬФА
Все мы упивались счастьем в те годы. Все - и особенно молодые. Это
были первые годы Возрождения человечества, когда Содействие начало щедро
тратить деньги на реконструкцию старых культур, старых языков и даже
треволнений тех старых времен, когда неизбывное вечное стремление к
совершенству доводило наших предков до самоубийства. А теперь под
руководством Повелителя Джестокоста и Повелительницы Элис Мор начали
воскрешать древние цивилизации: они поднимались со дна Реки Времени,
постепенно всплывая и показываясь частично, как огромные айсберги.
Мне очень хотелось отправиться на один из таких айсбергов. Вместе с
Вирджинией мы заглядывали в глазок машины времени и наблюдали победу над
холерой в Тасмании: тасманийцы танцевали на улицах своих городов, потому
что им уже не от чего было прятаться и нечего бояться.
Все вокруг нас было наполнено удивительной жизненной силой. Мужчины и
женщины много и упорно трудились, чтобы вернуться в менее совершенный мир
своих предков.
Я немедля лег в медицинский центр, чтобы стать французом. Конечно, я
не забыл свою прошлую жизнь, но это уже не имело значения. Вирджиния тоже
стала француженкой, и оба мы предвкушали радость совместной жизни, которая
представлялась нам прекрасным спелым фруктом в саду вечного лета. Теперь
мы понятия не имели о том, когда умрем.
В прошлой жизни я мог ложиться спать с мыслью о том, что
правительство отпустило мне четыреста лет, из которых осталось еще триста
семьдесят четыре, потом инъекции струна прекратятся, и я умру. Содействие
зорко следило за благополучием Человечества. Мы доверяли Повелителю
Джестокосту и Повелительнице Мор, зная, что не станем жертвами чьей-то
игры и чьих-то интриг. Теперь же могло случиться все что угодно. Все
устройства, оберегавшие нас на каждом шагу, были отключены. На волю были
выпущены болезни. Любя, надеясь и веря в свою удачу, я мог прожить и
тысячу лет. А мог умереть и завтра. Я был теперь совершенно свободен.
Мы наслаждались каждым мгновением жизни. Вирджиния принесла первую со
времен падения Старого мира французскую газету. Мы сразу же нашли в ней
много приятного, даже в объявлениях. Правда, кое-какие области культуры
было трудно реконструировать. Например, о еде ничего не было известно,
кроме некоторых названий блюд. Но работавшие в движении Возрождения
постоянно сообщали новые факты истории, что вселяло в нас надежду. Мы
понимали, что у нас теперь все стало иначе.
Возьмем, к примеру, Вирджинию. Раньше ее звали Менерима, это имя было
кодовым звуковым сигналом ее места и времени рождения. Она была маленькой,
почти круглолицей, плотной, вся голова в каштановых завитках, глаза -
такие карие, что в них тонул солнечный свет. Я раньше знал ее хорошо, но
теперь мне казалось, что недостаточно. Я много раз виделся с ней, но то,
какой она мне представлялась, не шло из глубины моего сердца, как теперь,
когда мы встретились с ней после своего превращения.
Я рад был встрече с подругой, мы говорили на старом простом языке, но
слова застревали у меня в горле, потому что это была уже не Менерима, а
какая-то древняя красавица, странная и неповторимая, которая как будто
заблудилась в нашем мире.
- Как тебя теперь зовут? - Я сказал эту фразу на чистом старом
французском языке.
- Меня зовут Вирджиния, - ответила она на том же языке.
Я посмотрел на нее и сразу же влюбился раз и навсегда. В ней было
что-то сильное, дикое, спрятанное в глубине ее нежного и молодого женского
тела
