Сименон Жорж - Пассажир 'полярной Лилии'
det_classic Жорж Сименон Пассажир “Полярной лилии” ru fr Ю. Корнеева Vitmaier FB Tools 2005-03-31 http://www.litportal.ru CD7F761B-3385-4FCA-B66D-0D30E4E6CB9B 1.0 v 1.0 — создание fb2 Vitmaier
Жорж Сименон
«Пассажир “Полярной лилии”»
1. Сглаз
Это болезнь, которая внезапно поражает корабли на всех морях земного шара, и причины ее таятся в необозримых пределах того, что именуется Случаем.
Даже если первые ее проявления малозаметны, взгляд моряка все равно распознает недуг. Вдруг, ни с того, ни с сего, ванта лопается, как скрипичная струна, и отрывает марсовому руку. Юнга, чистя картошку, Царапает себе палец, а с рассветом уже воет от флегмоны.
Бывает и хуже: то не удастся маневр, то шлюпка сдуру ударится о форштевень.
Но это еще не сглаз. Сглаз — это когда одна беда валится за другой. И редко случается так, чтобы в ночь или на утро после первой не стряслась вторая.
А уж тогда все начинает идти вкривь и вкось, и экипажу остается лишь стискивать зубы и считать удары. Именно в такие минуты машину, тридцать лет работавшую без единой аварии, неожиданно заедает, как старую кофейную мельницу.
Вопреки опыту, самым тщательным расчетам и благоприятным метеорологическим прогнозам, противные ветры не унимаются по три недели, да еще там, где им никак не полагается буйствовать в такое время. Первая же волна смывает за борт моряка. И в довершение на борту начинает свирепствовать если уж не чума, то дизентерия.
Счастье еще, если судно не сядет на банку, которую до этого огибало раз сто, или врежется в мол при входе в порт.
Как явствовало из объявления на почтовом ящике возле трапа, «Полярная лилия», пришвартованная у пирса № 17, в одном из самых дальних и грязных уголков гамбурского порта, отваливала пополудни.
Не пробило еще двух, как капитан Петерсен уже почувствовал: жди сглаза.
А ведь человек он был энергичный, здоровый, очень сильный, хоть и невысок ростом. С девяти утра он безостановочно мерил шагами палубу, присматривая за погрузкой.
Над портом, сочась ледяной сыростью, висел необычайно плотный изжелта-серый туман, настолько пропитанный копотью, что города почти не видно — только огни трамваев да освещенные, как ночью, дома.
Кончался февраль, стояли холода, и влажная пыль, сквозь завесу которой на ощупь пробирались прохожие, оседала изморозью на лицах и руках.
Надсаживались гудки, и в их оглушительной какофонии у носового трюма суетились четверо матросов, то застрапливая, то отцепляя ящики и бочонки.
А может быть, капитан Петерсен почуял сглаз еще в десять утра, когда вернулся Вринс?
Пароход у Петерсена был самый заурядный — водоизмещение примерно тысяча тонн, палуба вечно загромождена грузом. Насквозь пропахший треской, он обслуживал линию Гамбург — Киркинес с заходом в самые мелкие порты норвежского побережья.
«Полярная лилия», судно смешанного грузопассажирского типа, могла принять на борт пятьдесят пассажиров первого класса и столько же — третьего. В Норвегию она везла машины, фрукты, солонину. Оттуда — сотни бочонков трески, а с самого Крайнего Севера — медвежьи шкуры и ворвань.
До Лофотенов климат был еще туда-сюда. Дальше сразу же начинались морозы и полярная ночь.
Офицеры были норвежцы и славные ребята. Они заранее знали, сколько бочонков возьмут у «Олсена и К°» в Тромсё и кому предназначены станки, погруженные в Гамбурге.
В то утро Петерсен сам оторвал от тужурки последнюю нашивку — она держалась на ниточке.
И на тебе! Компания присылает ему вместе с кучей рекомендаций нового третьего помощника — девятнадцатилетнего
