Сильверберг Роберт - Время Перемен
Роберт СИЛВЕРБЕРГ
ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН
1
Я - Кинналл Дариваль, и я намерен рассказать вам все о себе.
Эти слова мне кажутся настолько странными, что режут слух. Я читаю их
на бумаге - узнаю свой собственный почерк, узкие вертикальные красивые
буквы на плохой серой бумаге - и вижу свое собственное имя, ощущая в мозгу
эхо рефлексов сознания, порождаемых этими словами. "Я - Кинналл Дариваль,
и я намерен рассказать вам все о себе". Невероятно!
Это, должно быть, то, что землянин Швейц назвал бы автобиографией.
Это означает отчет кого-то о мыслях и поступках, написанный им самим же.
Такая форма литературы неведома на нашей планете, поэтому я должен
изобретать свой собственный метод повествования, поскольку у меня не было
предшественников, у которых я мог бы поучиться. Но будь что будет. На моей
родной планете я стою особняком, пока. В определенном смысле я придумал
новый образ жизни. И, конечно, я могу изобрести и новый литературный жанр.
Мне всегда твердили, что я обладаю даром владения словом.
И вот я в дощатом бараке в Выжженных Низинах, и в ожидании смерти
пишу непристойности, и сам себя хвалю за литературный дар.
"Я - Кинналл Дариваль!"
Жуть! Какое-то бесстыдство! На одной этой странице я уже использовал
местоимение "я" раз двадцать, не меньше, преднамеренно разбрасываясь
такими словами, как "мой", "мне", "себе", так часто, что даже не
удосуживаюсь их считать. Какой-то поток бесстыдства! Я! Я! Я! Я! Если бы я
выставил напоказ свое мужское естество в Каменном Соборе Маннерана в день
присвоения имени, то это было бы менее непотребным, чем то, что я сейчас
делаю. Мне почти смешно.
Кинналл Дариваль наедине предается пороку! В этом жалком уединенном
месте он посылает по ветру свое гнилое естество и возвращает
оскорбительные местоимения, надеясь, что порывы горячего ветра изгадят его
соплеменников. Он записывает предложение за предложением, обуянный
неприкрытым бесстыдством. Он, если б мог, схватив вас за руку, швырял
каскады грязи в ваши уши, отказывающиеся слушать. Почему?
Неужели гордый Дариваль на самом деле обезумел? Неужели его стойкий
дух всецело сокрушен терзающими мозг змеями? Неужели от него осталась
только оболочка, сидящая в этой мрачной хижине, оболочка, одержимая
самоподхлестыванием с помощью утратившего всякий стыд языка, бормочущего
"я", "мне", "себе" и смутно угрожающего разоблачить самые сокровенные
тайники души?
Нет! Это Дариваль в здравом уме, а вот все вы - больны, и хотя я
знаю, насколько безумно звучат эти слова, буду стоять на своем. Я - не
лунатик, невнятно шепчущий грязные откровения для того, чтобы урвать
какое-то болезненное удовольствие из холодной как лед Вселенной. Я прошел
через пору перемен, я исцелился от недуга, который поражает тех, кто
населяет мою планету, и, изложив на бумаге то, что рвется из меня наружу,
надеюсь в той же мере исцелить и вас, хотя знаю, что вы находитесь на пути
к Выжженным Низинам, чтобы убить меня за эти мои надежды.
2
Не вытравленные без остатка обычаи, против которых я восстал, все еще
досаждают мне. Возможно, вы уже начинаете постигать, каких усилий мне
стоит строить предложения подобным образом, выкручивать падежи и
спряжения, чтобы излагать мысли от первого лица. Я пишу уже почти десять
минут и весь покрылся потом. Но это не пот, вызванный жгучим воздухом,
обволакивающим меня, а влажный, липкий пот душевной борьбы. Я знаю, какой
стиль необходим, но мускулы моей правой руки восстают против этого и
рвутся излагать мысли по-старому, а и
