Силсфилд Чарльз - В Прерии Вокруг Патриарха
Чарльз СИЛСФИЛД
В ПРЕРИИ ВОКРУГ ПАТРИАРХА
Хозяин наш был веселым кентуккийцем. Из тех, что одним своим
существованием делают честь родному штату. Приняли нас с распростертыми
объятиями. Единственное, чем мы могли отплатить, - привезенными из дома
новостями. С какой невообразимой жадностью и тревогой слушали нас наши земляки
на чужбине. Не только мужчины и женщины, но даже дети внимали нам с
лихорадочным блеском в глазах.
Прибыли мы после полудня, а первые лучи утра застали нас все за теми же
разговорами. От нас не отходили ни на шаг. А когда нам все-таки удалось
соснуть часок-другой, хозяева разбудили нас уже по делу. Надо было отловить
десятка три коров, чтобы отправить их на рынок в Нью-Орлеан. Предстоял особый
род охоты, не только увлекательной, но порой и опасной. Упрашивать нас не
пришлось, мы быстро оделись, позавтракали и оседлали своих мустангов.
Проскакав около пяти миль, мы увидели, как пасутся несколько стад, голов
тридцать - пятьдесят каждое. Часть животных мирно щипала траву, другие
резвились на приволье. Более красивых коровок мне видеть не доводилось. И хотя
зимой и летом они предоставлены самим себе, нрав диких предков еще не
проснулся в них. Только близость койота или медведя делает их опасными. В
таких случаях все стадо в ярости устремляется к месту, где укрылся хищник, и
горе тому, кто окажется на их пути.
Нас было полдюжины всадников: мистер Нил, мой друг, я и трое чернокожих.
Задача состояла в том, чтобы пригнать коров к дому, а там - набросить лассо на
тех, что предназначались для продажи. Мы приблизились на четверть мили к
стаду, в котором было не менее полусотни голов. Животные не выказывали
признаков беспокойства. Огибая стадо, мы старались держаться с подветренной
стороны по отношению к другому стадо. Но и оно было спокойно. Когда последние
коровы остались позади, мы начали растягивать свою живую цепь, чтобы охватить
полукругом все поголовье и погнать его к дому.
До сей поры мой мустанг вел себя очень недурно. Он легко и весело нес
своего всадника, не обнаруживая норова, но теперь, когда я удалился от
ближайшего спутника шагов на двести, мой конь стал сущим дьяволом. В полумиле
от нас паслись мустанги, и едва он заметил их, как начал выкидывать такие
коленца, что я, отнюдь не новичок в верховой езде, насилу удерживался в седле.
Вся моя выучка пошла прахом. Бешеным галопом рванулся он к табуну и, прежде
чем соединиться с ним, вдруг встал как вкопанный, затем вскинул задние ноги,
круто опустив голову, и я попросту перелетел через нее, не успев даже
сообразить, что со мной происходит. А уж наступить передними копытами на узду
и с диким ржанием примкнуть к сородичам было для этого кобольда делом
считанных секунд.
Задыхаясь от ярости и путаясь в высокой траве, я поднялся с земли. Мой
ближайший сосед, один из чернокожих всадников, поспешил мне на помощь и
заклинал меня оставить покуда коня на воле: Энтони, егерь, сумеет его
изловить. Но я в своей гневной решимости не знал удержу. Я приказал
чернокожему спешиться и отдать мне своего коня. Напрасно тот просил меня
Христом Богом не приближаться к мустангу. Я был непреклонен и, вновь
оказавшись в седле, помчался к своему строптивцу. Даже мистер Нил попытался
предотвратить этот рискованный шаг и во всю силу легких взывал к моему
рассудку. Но я ничего не хотел слышать. Мне и в голову не приходило, чем может
закончиться эта затея и что значит скакать по прерии на сбросившем узду
мустанге.
Техасские прерии - отнюдь не идилли
