Саррот Натали - Откройте
Натали Саррот
Откройте
Дмитрий Бавильский. Вы слышите их?
Натали Саррот. Откройте: Фрагменты из книги. Пер. с франц.
И.Кузнецовой. //
"Иностранная литература", 1999, #5.
Тимур Кибиров. Нотации: Книга новых стихотворений. - СПб.: "Пушкинский
фонд",
1999.
Натали Саррот занималась "изучением" языка: в текстах ее живут стертые
речевые формулы, типа "до свидания" или "скучаю, люблю, целую". Саррот
вскрывает их пустоту, бессмыслицу, "обнажает прием". Становится понятным,
очевидным, что люди говорят не то, что думают (это очевидно); не то, что
говорят (это естественно). Но, главное, говорят, чтобы ничего не сказать.
Язык более не объединяет.
Интеллектуалами нашими особо ценимы усилия Деррида по деконструкции
всяких там незыблемых текстов, типа американской "Декларации о
независимости", в которых он находит десятки (если не сотни) противоречий и
несостыковок. Просто беда. Саррот делает примерно то же самое, но в
художественном ключе. У них даже фамилии похожие.
У Натали Саррот есть прямой русскоязычный аналог - Лев Рубинштейн,
картотеки которого - та же самая "языковая игра", а если быть безжалостней и
точнее - констатация факта: язык не то, чем он кажется. Правда, в отличие от
картезианствующих французов, Рубинштейн разыгрывает все те же штампы и общие
места как экзистенциальную драму с постоянным повышением градуса отчаянья.
Саррот и Деррида ничего не боятся. Саррот вообще уже покойница - ей все эти
проблемы теперь до фени.
Мы рассматриваем опыты Рубинштейна как поэзию (тогда как Саррот -
пример беллетристики для "новых умных") вовсе не из-за уровня моря их
душевного волнения. Просто карточки Льва Семеновича, их листание, освоение,
чтение образуют регулярную метрическую систему. Натали Саррот рубится с
языком в строчку: "Откройте" более похоже на диалоги из пьесы. Однако
отстраненность, отсутствие постепенного нагнетания напряжения делают их
все-таки прозой.
Последняя книжка Тимура Кибирова "Нотации" заслужила славу не слишком
удачной. В ней Тимур Юрьевич выступает в жанре короткой пьесы, да к тому ж,
по-приговски, оборванной на полуслове. То ли дело, когда он скакал как
аксакал и выдавал катрен за катреном на протяжении многих-многих страниц.
Наступая на горло собственной песне, Тимур делает то же самое, что
Саррот с Рубинштейном: вскрывает прием. Все составляющие его веселого и
легкого дара остались прежними. Изменились пропорции. Главное - здесь
доведена до логического завершения бытовуха, следующая стадия разложения
иронии. Ни о чем более нельзя говорить серьезно. "Хронос, топос и хаос, //
голос, логос и Христос..." Говорить, тем не менее, хочется: ведь мы пока что
еще живы. А живой человек, может быть, тем от всей остальной неживой природы
и отличается, что говорит. То есть производит тексты. Работает с языком. В
языке.
Кибиров всегда стремился быть искренним и, даже если грустно, веселым.
То есть естественным: кто Тимура Юрьевича знает в личном общении, меня
поймет: нет в литературе более нормального, органичного человека. И если в
стихах его много обращений, то это не концептуальный прием, а дружеское
подмигивание. Способ передать привет. Сделать человеку приятное.
"Нотации" составлены из речевого мусора, как прежние его книги были
составлены из перепевов и цитат. В этом видится прямое влияние
концептуалистов, того же Рубинштейна. Хотя "работа" со служебными частями
речи, скажем, с предлогами, пришла явно от Айзенберга. Рубинштейн со
товарищи переживает социальное как физиологичес
