Сая Казис Казисович - Чалый
Казис Казисович САЯ
ЧАЛЫЙ
Рассказ
Перевод с литовского Екатерины Йонайте
В переулке на городской окраине стояла телега, а запряженная в
нее линялая чалая лошаденка грызла удила и досадливо хватала прохожих
за одежду. Конь вымещал злобу за кнут своего хозяина, Вайнаускаса,
и с завистью смотрел на людей, таких бодрых, сытых, не обремененных
никакой поклажей. Время от времени Чалый отворачивался и косил большим
карим глазом на телегу, где лежала добрая охапка душистого сена.
Вайнаускас обложил им два блестящих бидона, и нет того, чтобы хоть
клочок оставить лошади или прикрыть попоной ее взопревшую спину.
Бросил под забором, на булыжной мостовой, а сам ушел - и с концом...
Такова уж лошадиная доля Чалого - простаивать в ожидании хозяина,
и каждый раз все в тех же подворотнях, у того же столба. И пусть снег
или дождь или оводы заедают, с рассветом Чалый уже караулит у
коровника. Затем щиплет пыльную траву в овраге возле колхозного
молокоприемного пункта и со вздохом думает о длинной каменистой
дороге, доставляющей столько страданий его неподкованным копытам.
Протрусив полпути, Чалый по приказанию хозяина порой сворачивает
в лес. По узкой колеистой тропе телега с грохотом вкатывается во двор
и останавливается у плетня, обвешанного горшками. Из дому, покашливая,
выходит заспанный человек, который обычно взволакивает на телегу еще
один бидон.
В городе Чалый снова часами дремлет на улицах и во дворах, рядом
со свалками и отхожими местами, покуда наконец его не привязывают
к этому просмоленному телеграфному столбу.
Чем дольше просиживал хозяин в том приземистом домишке, тем больше
ударов кнутом отвешивал он Чалому, тем сильнее натягивал удила и всю
дорогу гнал некормленого, непоеного коня рысью.
Сегодня Чалый ждет Вайнаускаса дольше обычного. Он уже не
озирается по сторонам, не задевает прохожих, а стоит, отрешенно
опустив отяжелевшую голову. Лишь порой, вспомнив о чем-то, шевелит
отвислой губой, и кажется, что Чалый от одиночества разговаривает
сам с собой, а затем, всхрапывая, глубоко вздыхает.
Падок Вайнаускас до угощений. Не важно, что это будет - глазунья,
каша или вчерашний свекольник, - ему за спасибо только подавай! Стащит
Вайнаускас с головы кожаный картуз, выхлебает с воодушевлением полную
миску и скажет:
- Ну вот, теперь и с проголодавшимися как-нибудь перебьюсь.
И хитер же он был! С каким удовольствием смаковал, бывало, по
дороге мысль о том, что не кто иной, как он, кривой Вайнаускас, этот
неуч, тишком-молчком умудряется водить за нос весь знакомый люд,
начиная от его заботливой женушки и кончая Адольпиной, что щедро
попотчевала его сегодня кровяной колбасой и на стакан самогона не
поскупилась. А за что, спрашивается?
А за то, что Вайнаускас, сворачивая к лесничему, не забывает
подбросить ей целый бидон этого добра. Адольпина же, сбыв товар,
вручает Вайнаускасу деньги и, как водится, предлагает магарыч за
услугу. Второе угощение с поллитровкой ждет его у лесничего Плайпы.
Супруге Вайнаускаса остается только распрячь вечером коня да стащить
с захмелевшего мужа сапоги.
В колхозе, где превыше всего ценят порядок, усердно записывают
Вайнаускасу за каждое такое путешествие по трудодню, и никто при этом
не называет его лентяем и дармоедом.
За едой принято поддерживать беседу, вот Вайнаускас и говорит
Адольпине:
- Ох, не к добру это - целый день веко дрожит. Будто блоха туда
залезла. А для меня это верный знак - случится что-то...
- О господи! Так, может, не везти сегодня эти деньги
