Савашкевич Яцек - Контакт
Яцек Савашкевич
Контакт
- Работа хорошая, - говорили старшие дежурные, и Макинто
в глубине души признавал их правоту. Но он не любил свою
работу. По многим причинам. В основном потому, что она была
действительно хорошей, спокойной, и потому, что коллеги,
четверть жизни просидевшие на дежурствах, так ее хвалили.
Обязанности дежурного были очень просты - сиди себе, и
только. Остальное - работу о которой техник Пабле говорил,
что неизвестно где ее начало, а где конец, - исполняли
автоматы. Пабле приходил раз в неделю, чтобы осмотреть
радиоприемную аппаратуру. В среднем это занимало четверть
часа, остальным рабочим временем он мог распоряжаться
свободно. Макинто завидовал ему, пока не узнал, что техник
все остальные дни недели торчал в мастерской, где работы
почти не было, да и была она еще скучнее, чем в
обсерватории. Потому что в обсерватории хоть иногда что-то
да происходило. Например, в среднем два раза в неделю
включался зуммер, и хотя заранее было известно, что это
опять ложная тревога, сама необходимость проанализировать
поступивший сигнал позволяла убить время.
Бывало, что старшим коллегам Макинто надоедало слушать
читающей аппарат, а по видео шел малоинтересный
публицистический блок. Тогда они, пользуясь монтажным
столом и архивными пленками, писали так называемую
космичёскую музыку. Из зарегистрированных импульсов и
потоков сигналов, принятых радиотелескопом из Галактики,
выбирали и объединяли наиболее интересные, по их мнению,
отрывки. Так иногда появлялись произведения с удивительной
мелодической линией. Самое красивое из них (по мнению
большинства работников обсерватории) - им страшно гордился
его автору старший дежурный Хеннес, - называлось "Симфония
пульсара РР Лира".
Подобные творческие пробы Макинто считал проявлением
детства, а причину почти поголовного увлечения ими
усматривал в монотонности работы. Он с тревогой думал о
своем будущем и часто упрекал себя в том"; что, имея все
условия, не пишет диссертацию или, что сейчас страшно модно,
какую-нибудь научную работу. Конечно, сразу после учебы,
когда он еще радовался диплому радиоастронома, у него была
масса планов, и именно для их реализации он устроился в
обсерваторию.
Но работа, которую он исполнял, делала безвольным,
опустошала. Достаточно было взглянуть на постную физиономию
Гулла, которого Макинто обычно сменял, сесть к пульту и
послушать монотонное гудение аппаратуры.
- Есть что-нибудь новое? - спрашивал Макинто, потому
что так повелось. Этот риторический вопрос стал
традиционным.
- Одна "молния" от архангела Гавриила и хоровое пение с
группой цефеид.
Это мрачная шутка, которую Макинто знал наизусть и к
которой был всегда готов, каждый раз его раздражала. Он
постоянно обещал себе поговорить с Гуллом, но кончалось тем,
что Макинто молча падал в теплое еще кресло и с миной
мученика ждал, пока Гулл уберется к черту, - что тот и делал
довольно быстро и охотно.
Но сегодня Гулл задержался.
- Обрати внимание на квадрат Кардашева, - сказал он, - в
нем было четыре тревоги. - Ого! - удивился Макинто. - А
текст?
Четыре сигнала за смену явление необычное, и об этом
можно было поговорить. Макинто приготовился высказывать
различные предположения, выслушивать их от Гулла, то есть
как-то скрашивать долгое дежурство.
- Что-то невразумительное, - Гулл кивнул и вышел.
Макинто даже обиделся - он никакого другого ответа и не
ждал, но поговорить-то можно было. В то же время явное
бегство Гулла привлекло его внимание к сиг
