Савашкевич Яцек - Чудище
Яцек САВАШКЕВИЧ
ЧУДИЩЕ
Приползло оно неведомо откуда и неведомо когда. Скорее всего ночью.
Развалилось посередке, вонзило ястребиные когти в грунт, распахнуло пасть
и завопило:
- Жрать!
Мы пошли всей толпой, чтобы на него поглядеть. Лапки у него были
крохотные, к работе, видать, непривычные, зато глотка и брюхо,
распластавшееся на земле - вместительные, аж жуть!
- Жрать! - повторило оно, обдувая зловонным дыханием. - Жрать, а то
сараи попалю, овины потопчу, дома порушу!
Захлопало глазищами, что плошками, облизнулось слюнявым языком и
снова морду шелудивую разверзло.
Собрались соседи и давай советоваться Полдня так просовещались, но
никакого мудрого способа против тварюги этой не придумали.
- Ничего не остается, придется дать ей жрать, - сказал один. - Иначе
она все добро наше загубит.
Покивали люди головами, разошлись по домам своим и давай тащить, кто
что может. Сваливали все в одну кучу, возле головы страшилища, а оно
урчало, рыгало и жрало, не забывая поглядывать, растет ли куча.
- Может оно нажрется наконец, - вздохнул кто-то, - да и уползет себе.
Но как-то так не делалось. Час от часа становилось оно все
ненасытнее, жрало все больше, и в брюхе у него бурчало все громче. И
обнахалилось чудище поганое. Уже и на нас начало поглядывать с аппетитом,
аж мурашки по спине забегали, а пасть раскрыло так, что там бы и стог сена
уместился. Жрать давать - плохо, поскольку растет оно, не давать - еще
хуже.
- Может, барана с серой ему подсунуть, - предложил кто-то, притащив
мешок муки.
Страшилище уши косматые насторожило, жрать на минуту перестало,
икнуло так, что земля дрогнула, и заявило громогласно:
- Свежатиной не питаюсь. Продуктами меня снабжать фабричного
производства! Только они мне по вкусу!
Под вечер мы опустошили все закрома, но тому все мало было. Но тут
кто-то обнаружил в магазине консервы старые, проржавелые, раздувшиеся.
- Пусть вот ими подзаправится, - решили мы. - На ночь оно жрать
перестанет, вот и выдастся минутка, дабы что-нибудь придумать.
Перестать-то оно перестало. Где-то заполночь зевнуло мерзко, заявило,
что утром нам еще покажет, на что способно, и заснуло. Мы просидели возле
него всю ночь. А под утро тварюга эта перевернулась раздутым брюхом вверх,
подергала лапками и околела.
Чуть не месяц разделывали мы зловонную тушу, чтобы заготовить и
законсервировать ее про запас. Теперь, если другое такое чудище приползет,
нам будет чем его кормить.
