Райт Ричард - Добрый Черный Великан
Ричард Райт
Добрый черный великан
Из открытого окна до Олафа Йенсена доносился запах моря, изредка
слышался гудок грузового судна; в эту августовскую ночь дождь мягко стучал
по тротуарам Копенгагена, погружал в дремоту, расслаблял мышцы
измочаленного работой тела, навевал убаюкивающие воспоминания. Олаф тяжело
обмяк на вертящемся стуле, вытянул ноги, задрал их на край стола. Время от
времени он подносил к губам увенчанную белым пеплом тонкую дешевую сигару
и легонько затягивался, пускал из уголков длинного тонкогубого рта голубые
завитки дыма. Серые водянистые глаза за толстыми стеклами очков придавали
ему вид рассеянный, отрешенный, пожалуй, даже добродушно-глуповатый. Он
вздохнул, потянулся за бутылкой, вылил остатки пива в стакан, одним долгим
глотком осушил его, облизнул губы. Снова зажал в зубах сигару, хлопнул
правой ладонью по бедру, сказал вполголоса:
- Да, завтра стукнет шестьдесят. Я не богач, но и не бедняк... Право
слово, жаловаться не на что. Здоровье подходящее. Объездил весь свет и с
девчонками в молодые года вдосталь побаловался. Карен у меня жена
подходящая. Дом собственный. Долгов никаких. И по весне страх как люблю
копаться в огороде... Прошлый год вырастил морковь огромадную, всех
переплюнул. Денег не больно много накопил, ну и черт с ними... Деньги -
это еще не все. Работа у меня подходящая. Служить ночным портье - дело
неплохое. - Он тряхнул головой, зевнул. - Могли бы, конечно, с Карен
детишек завести. Веселей было бы с ними... Особенно ей. А я б языкам их
обучил... Английскому разговору, французскому, немецкому, датскому,
голландскому, шведскому, норвежскому, испанскому... - Олаф вынул изо рта
сигару, неодобрительно поглядел на белесый пепел. - Много мне толку было
от этих языков... Ничегошеньки они мне не дали. А только те десять годков
в Нью-Йорке пожил я в свое удовольствие... Может, остался б в Америке -
разбогател бы... Может, и разбогател. А по мне и так хорошо. Всего не
ухватишь.
За спиной у него отворилась дверь, вошел молодой человек, студент-медик
из девятого номера.
- Добрый вечер, - сказал студент.
- Добрый вечер, - обернувшись, ответил Олаф.
Студент прошел к доске, снял круглую коричневую дулю, на которой
болтался его ключ.
- Дождь льет, льет, - сказал он.
- На то вам и Дания, - с улыбкой ответил Олаф.
- Из-за этой сырости у меня мозги засорились, точно дренажная труба, -
пожаловался студент.
- На то вам и Дания, - с улыбкой повторил Олаф.
- Спокойной ночи, - сказал студент.
- Спокойной ночи, сынок, - со вздохом сказал Олаф, глядя на
закрывающуюся дверь.
Что ж, постояльцы - мои дети, подумал он. Почти все уже у себя в
номерах... Нет только семьдесят второго и сорок четвертого... Семьдесят
второй, наверно, поехал в Швецию... А сорок четвертый, скорей всего,
ночует у своей девчонки, бывало это с ним... Внимательным взглядом Олаф
обвел висящие на доске дули из жесткой резины, красновато-коричневые,
словно спелые груши, потом глянул на свои часы. Пустуют только тридцатый,
восемьдесят первый и сто первый... И скоро уже полночь. Еще несколько
минут, и можно вздремнуть. После полуночи редко кто ищет пристанища, разве
что в порт занесло какой-нибудь грузовой пароход, и тогда нагрянут
матросы, у всех горло пересохло, все изголодались по женщине. Олаф
усмехнулся. А сам-то я какого черта пошел смолоду в матросы? В море только
одно и было на уме - как бы дорваться до женщин. Чего ж тогда,
спрашивается, не сиделось на суше - на берегу-то всегда найдешь женщи
