Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Прус Болеслав - Сиротская Доля


СИРОТСКАЯ ДОЛЯ
БОЛЕСЛАВ ПРУС
I
Ясь едет к родным
Друг мой! Ты упрекаешь меня, будто я питаю слабость к описаниям горестей честных людей и радостей бездельников; ты говоришь при этом, что я вижу мир в одних только мрачных красках. А поступаю я так только ради оригинальности. По сути дела, я сам не верю в то, что пишу.

Мир, как известно, океан счастья. Всякий, кто плывет по нему, очень доволен – и он прав. Если же иной и захлебнется, а иной пойдет ко дну – это ровно ничего не доказывает.
Согласившись с этим принципом, я решил стать оптимистом. Дело очень легкое: для этого надо только смотреть на вещи с разных точек зрения.
Вот хотя бы сейчас: разве мы не счастливы? На дворе, правда, холодно, но только на нашем полушарии. Где-нибудь в другом месте климат умеренный в даже настолько жаркий, что люди могут печь хлеб на открытом воздухе, – те, понятно, у кого есть мука.

Впрочем, и холод не всем портит настроение. Рад владелец угольного склада – у него хорошо пойдут дела; рад паук – он поймал последнюю в этом году муху, а муха жужжит так, словно и она вполне довольна.
Смерть, к примеру, считается у людей самым страшным событием. Но это предрассудок, в чем наилучшим образом убедился пан Винцентий. Был он мелким служащим, получал несколько сот рублей жалованья и смерти боялся как огня.

Однако, когда роковой момент наступил, незаметно было, чтобы он очень волновался. Махнул рукой, словно желая сказать: «Глупый мир! ..» – и умер. И сделал это, право, не хуже, чем самый замечательный актер.

Ба! .. Даже лучше, потому что не поднялся, хотя его и вызывали.
Говоря по совести, к пану Винцентию взывала не публика, а его собственная жена да еще сын, Ясь. Впрочем, его можно и не считать, ведь ему было всего три года.
Смерть мужа помогла пани Винцентовой познать всю меру отзывчивости человеческой натуры. Почти все сослуживцы покойного явились на похороны. Он, правда, в свое время немало потрудился за каждого из них: подолгу засиживался в конторе, брал бумаги домой.

Но разве это идет в счет? Ведь ни одному из них он не воздал последнего христианского долга, а они-то ему воздали! ..
Для пани Винцентовой на всю жизнь осталось тайной, каким образом она попала с кладбища домой. Между тем история эта служила доказательством сердечной доброты некоего пана Кароля.
– Даю честное слово! – говорил своим знакомым пан Кароль. – Я сам ее отвез и сам заплатил четыре злотых за извозчика. Но я не люблю хвастаться! ..
Вернувшись домой, пани Винцентова заломила руки и в отчаянии прошептала:
– Что мне делать, несчастной... мне – и... бедному сироте!
Говоря это, она смотрела на Яся, а он, усталый, заплаканный (хоть и плакал, сам не зная почему), прикорнул в траурном костюмчике на диване и крепко уснул.
Однако горе горем, а отчаиваться не следовало. Отчаяние свидетельствует о недостатке доверия к человеческому милосердию, – ну! – а люди-то ведь милосердны.
Прошло всего лишь несколько дней после горестного события, а к пани Винцентовой в Варшаву уже приехали родственники покойного мужа: пан Петр и пани Петрова.
Пан Петр как мужчина и человек практический взял на себя оценку и продажу движимого имущества. А пани Петрова, чтобы не мешать мужу и дать выход собственным чувствам, села возле вдовы и стала плакать вместе с ней – за компанию. Поплакав, сварила на спиртовке кофе, напилась сама, напоила вдову, сироту и своего мужа, пана Петра, потом сполоснула стаканы и ложечки и снова принялась плакать.
Подобное разделение труда и печалей спасительно повлияло на вдову, в





Содержание раздела