Прус Болеслав - На Каникулах
Болеслав Прус
На каникулах
Вечером, по обыкновению, зашел ко мне мой старый университетский
товарищ. Мы оба жили в деревне, в нескольких верстах друг от друга, и
встречались почти ежедневно. Он был красивый блондин, и задумчиво-нежное
выражение его глаз кружило голову не одной женщине. Меня привлекали в нем
невозмутимое спокойствие и трезвый ум.
В тот день я заметил, что ему как-то не по себе: он не поднимал глаз и
нервно ударял себя хлыстом по ногам. Я не считал удобным спрашивать о
причине его очевидного волнения, но вскоре он сам заговорил:
- Ты знаешь, со мной сегодня произошел глупейший случай.
Я удивился; было почти невероятно, чтобы "глупейший случай" произошел с
таким всегда уравновешенным человеком.
- Сегодня утром, - продолжал он, - у нас в деревне вспыхнул пожар.
Сгорела хата...
- А ты, чего доброго, бросился в огонь? - прервал я его чуть
насмешливым тоном.
Он пожал плечами и, как мне показалось, слегка покраснел; впрочем,
может быть, это луч заходящего солнца осветил его лицо.
- Загорелась, - сказал он, помолчав, - пенька на чердаке, а несколько
минут спустя и крыша. Я в это время читал Сэя, очень интересную главу, но
при виде клубов черного дыма и языков пламени, выползавших из щелей возле
трубы, мною овладело обывательское любопытство, и я потащился туда. Все
население было в поле, потому я застал там лишь нескольких человек: двух
горестно причитавших баб, жену органиста, пытавшуюся предотвратить пожар с
помощью образа святого Флориана, и мужика, который раздумывал, держа обеими
руками пустое ведро. От них я узнал, что хата заперта, а хозяин с женой ушли
в поле.
"Вот она, наша система строительства, - подумал я, - дом пылает, как
будто он заряжен порохом..."
Действительно, в несколько минут вся крыша была объята пламенем; дым ел
глаза, а огонь так обжигал, что я попятился, опасаясь, как бы не загорелся
мой китель.
Тем временем сбежались люди с баграми, топорами и водой; одни стали
выламывать плетень, хотя ему ничего не угрожало, другие принялись лить воду
из ведер, но так, что, не задев огня, облили всю толпу, а одну бабу даже
повалили на землю. Я не давал никаких советов, видя, что огонь не угрожает
другим постройкам; спасти же эту хату было уже невозможно.
Вдруг раздался крик:
- Там ребенок, маленький Стась!
- Где? - спросил кто-то.
- В хате... спит в лохани у окна. Да выбейте стекло, еще живым вытащите
его!
Никто, однако, не двинулся с места.
Солома на крыше догорела, а стропила пламенели, как раскаленная
проволока. Признаюсь, когда я это услышал, у меня необычно дрогнуло сердце.
"Если никто не пойдет, - подумал я, - тогда пойду я. На спасение
ребенка понадобится полминуты. Времени больше чем достаточно, но - какая
адская жара!.."
- Ну же, пошевеливайтесь! - кричали бабы. - Ах вы собачьи души, а еще
мужики!..
- Лезь сама в огонь, раз ты такая умная! - огрызнулся кто-то в толпе. -
Тут верная смерть, а дитя слабое, как цыпленок, все равно уж задохлось...
"Хорош! - подумал я. - Никто не идет, а я все еще колеблюсь!" - "Хотя,
- шепнул мне здравый смысл, - какой черт толкает тебя на эту бессмысленную
авантюру? Откуда ж тебе знать, где там лежит ребенок? Может, он вывалился из
лохани?"
Балки уже обуглились и, потрескивая, начали прогибаться.
"Нужно же в конце концов проникнуть туда, - думал я, - каждая секунда
дорога. Нельзя, чтобы ребенок сгорел, как червяк". - "А если он уже мертв?..
- отозвался здравый смысл, - тогда даже китель жалко".
Издали донесся отчаянный ж
