Прус Болеслав - Голоса Прошлого
Болеслав Прус
Голоса прошлого
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
Вернувшись целым и невредимым из похода - пятого в его жизни, -
полковник в конце 1871 года ушел в отставку и поселился в Лионе. Ему в ту
пору минуло только шестьдесят пять лет, и он был так крепок и бодр, что
друзья даже уговаривали его жениться. Но о женитьбе полковник и слышать не
хотел. Он говорил, что, хотя еще крепко стоит на ногах, пора ему
возвращаться к своим, на родину - до смерти надоела благодетельница Франция.
Ну, а пускаться в такую дорогу с бабой - хлопот не оберешься.
Он хотел ехать сразу же, не откладывая, и даже стал искать покупателя
на свой домик с садом. Но тем временем в Лион приехали трое земляков
полковника, которые были его соратниками начиная с самого первого похода.
Разыскать друг друга старым воякам было нетрудно, еще легче - возобновить
знакомство. И с этих пор они везде появлялись вчетвером. Сговорившись выпить
вместе черного кофе в польском кафе, они, естественно, и обедать шли вместе
в какой-нибудь ресторан. После обеда каждый волен был отправляться, куда
хочет, но с условием, что вечерком придет играть в вист. А так как тот или
иной из них, случалось, запаздывал, то для порядка старики "надзирали" друг
за другом - вот и получалось, что они целый день не расставались, ходили
вместе, иногда парами, иногда гуськом, а чаще всего - все четверо в ряд.
Дни их проходили главным образом в беседах о былых походах и текущей
политике. За первый год старики успели выяснить все ошибки Кошута,
Макмагона, Базена{75} и некоторых полководцев, которые им предшествовали. В
следующем году они разработали планы кампаний, да так удачно, что, если бы
планы эти были осуществлены, мир принял бы совсем иной вид.
На третий год умер один из четырех товарищей. Остальные оплакивали его
как брата, но уже через месяц после его похорон пришли к заключению, что в
политике покойник разбирался очень плохо: ибо Бисмарк, хоть и немец, -
человек гениальный и может еще в будущем оказаться полезен.
Минул еще год, умер еще один из них, совершенно неожиданно для двух
оставшихся в живых. Полковник от огорчения даже слег; и с этих пор он играл
с последним своим товарищем уже не в вист, а только в марьяж. Они теперь
меньше разговаривали, зато больше времени уделяли чтению газет. И, после
зрелых размышлений, сопоставив то, что писали английские газеты, с тем, что
время от времени появлялось в немецких, пришли к выводу, что Бисмарк вовсе
не так уж плох, как это кажется, просто ему приходится соблюдать
осторожность.
- В политике, мой милый капитан, осторожность - величайшая из
добродетелей, - говорил полковник. - С этим ничего не поделаешь!
- Я тоже всегда был такого мнения, дорогой полковник, - отвечал
капитан. - Если помнишь, я часто защищал Бисмарка.
- Положим, ты гораздо чаще утверждал, что он - мерзавец.
- Я? Ошибаешься, полковник! Не я, а покойный Кудельский, а главное -
Домейко, царство им небесное!.. Они, правда, были прекрасные офицеры, но в
политике ничего не смыслили... Ну, да грех их судить, оба они уже пред судом
божиим, - добавил капитан.
Наконец однажды зимой скончался и капитан.
Полковник в первое время ничем не обнаруживал своей скорби; он занялся
организацией похорон и проводил друга в последний путь честь честью, как
подобало хоронить офицера, участника двух войн. Он не пролил ни одной слезы.
Но когда над могилой прогремели залпы - так прощалась пехота со своим
офицером, - полковник внез
