Прус Болеслав - Доктор Философии В Провинции
Болеслав Прус
Доктор философии в провинции
Пан Диоген Файташко, которого в небольшом, но избранном кружке интимных
друзей называли просто Дынцек или Файтусь, провел все утро в меланхолическом
разглядывании своих длинных и тонких нижних конечностей. Сегодня он пребывал
в мрачном настроении в значительной мере под впечатлением сна. Ему
приснилось, что вследствие вчерашнего ужина у него завелись трихины, а
вследствие заражения этими трихинами ему пришлось по предписанию молодого
врача по имени Коцек выпить целую бутыль неочищенного керосина, и, наконец,
что вследствие обеих вышеприведенных причин он, пан Диоген Файташко, краса и
гордость уезда, один из столпов провинциальной отечественной литературы,
вынужден был лечь, или, вернее, его перенесли с продавленного, но еще
довольно мягкого матраца, на жесткий и грязный анатомический стол местного
врачебного управления.
- Брр!.. Что за мысль!..
Пан Диоген был слишком передовым человеком, чтобы верить снам; к
несчастью, он верил в свою собственную философскую систему, основой которой,
между прочим, была аксиома, что идея (субстанция, в миллион раз более
невесомая, чем водород) может под воздействием сильной воли
выкристаллизоваться во внешний или внутренний факт. Так, например, пан
Диоген отроду не бывал в Берлине, но он уже лет десять лелеял мысль о своем
пребывании в Берлине, и в конце концов мысль эта настолько
выкристаллизовалась в нем, что об улицах, дворцах и площадях, а главное - о
Берлинском университете он говорил как о предметах, которые видел
собственными глазами и трогал собственными руками. Зная об этом, пан Диоген
имел основание опасаться, как бы его - впрочем, довольно неясные - мысли о
трихинах не выкристаллизовались в настоящие трихины или в какое-нибудь иное
явление, неблагоприятное и для него самого, и для остального человечества.
Долгие, мрачные размышления Диогена то о паразитах вообще и о паразитах
кишечных в частности, то о пагубном действии этих последних непосредственно
на некоторые индивидуумы и косвенным образом на ход мировых событий прервал
нетерпеливый, но почтительный стук в дверь, которая на возглас хозяина:
"Entrez!"* - открылась, пропустив маленькую, но с ног до головы элегантную
фигуру пана Каэтана Дрындульского.
______________
* Войдите! (франц.)
- Привет, почтение и уважение! - затараторил гость. - Ой-ой-ой, соня
какой! (С самого восхода солнца я в поэтическом настроении.) Одиннадцатый
час идет, а он с постели не встает!.. (У меня всегда стихов полон рот.)
Должно быть, вчера вы долго занимались и потому сегодня так заспались. (Эта
способность легко рифмовать иногда меня самого беспокоит.) А я с утра, как
встал, для вас новости собирал и столько сообщить спешу, что, просто едва
дышу... (И еще "Еженедельник" говорит, что я не поэт! Ха!..)
Говоря это, гость метался по всей комнате, точно пол был утыкан
булавками, и ежился в своем пиджаке так, как будто ему насыпали за ворот
раскаленных углей. Тем временем сохранявший серьезность Диоген схватился
обеими руками за край кровати и, упершись в потертый коврик пяткой левой
ноги, бездумно рассматривал свои высохшие пальцы.
Непоседливый Дрындульский продолжал болтать:
- Я встрепенулся, как птичка, освежился холодной водичкой и тут же
пошел в город по привычке, потому что со вчерашнего дня какое-то
предчувствие томило меня.
- Так же, как и меня!.. - прервал вполголоса Файтусь.
- В самом деле? - восторженно воскликнул гость. - Великие умы сходятся
и в предчувствиях не
