Портер Кэтрин Энн - Гасиенда
Кэтрин Энн Портер
ГАСИЕНДА
Уже ради одного того, чтобы посмотреть, как Кеннерли оккупирует поезд,
битком набитый темнокожим народцем, стоило заплатить за билет. Мы с
Андреевым бездумно плелись вслед за этим колоссальным тараном (вполне
обычного роста - Кеннерли был разве что на голову выше среднего индейца,
зато его духовное превосходство в эту минуту не поддавалось учету),
прокладывавшим себе дорогу сквозь вагон второго класса, куда мы впопыхах
влезли по ошибке. Теперь, когда истинно народная революция (да будет
благословенна ее память!) пробушевала и отгремела, в Мексике переименовывали
все и вся - по большей части, чтобы создать видимость улучшения всеобщего
благосостояния. И как бы вы ни были бедны, непритязательны или скаредны, вам
не ехать в третьем классе. Вы вольны ехать в веселом, хоть и безалаберном,
обществе во втором или степенно, с удобствами - в первом, ну, а если
раскошелитесь, можете не хуже какого-нибудь состоятельного генерала с Севера
раскинуться на царственном бархате пульмана. "Красота-то какая - ни дать ни
взять пульман", - так обычно выражает свой восторг мексиканец побогаче... В
этом поезде пульмана не было, иначе нам бы его не миновать. Кеннерли
путешествовал с размахом. Свободной рукой разрезая толпу, другой - рывками
подтаскивая дорожную сумку и портфель разом, он напористо пробивался вперед
с брезгливой миной на лице, дабы ни от кого не укрылось, как оскорбляет его
вонь, "такая густая, - по выражению Кеннерли, - что хоть ложкой ее хлебай",
которой несло от кавардака, где смешались обмочившиеся младенцы, загаженные
индюшки, отчаянно визжащие поросята, кошелки с провизией, корзинки с
овощами, тюки, узлы с домашним скарбом; однако, несмотря на всю неразбериху,
каждая кучка жила своей отдельной жизнью, лишь изредка из самой ее гущи со
смуглых радостных лиц скользили по проходящим глаза. Радость их никакого
отношения к нам не имела. Они радовались тому, что могут сидеть-посиживать,
и даже ослика не надо нахлестывать, их и так привезут куда надо, они за час
проедут столько, сколько раньше едва успевали пройти за день, да еще поклажу
приходилось тащить на себе... Пожалуй, ничем не нарушить их тихого восторга,
когда они наконец рассядутся среди своих пожитков и паровоз, этот
загадочный, могучий зверюга, легко помчит их километр за километром, а ведь
прежде им с таким трудом давался здесь каждый шаг. Шумливый белый человек их
не пугает: они уже успели привыкнуть к нему. Для индейцев все белые на одно
лицо, им не впервой встречать этого расходившегося мужчину, светлоглазого,
рыжеволосого, бесцеремонно проталкивающегося сквозь вагон. В каждом поезде
имеется один такой. Если им удается оторваться от своих всегда таких
захватывающих дел, они провожают его глазами; без него им поездка не в
поездку.
В дверях вагона Кеннерли обернулся и, увидев, что мы намереваемся здесь
обосноваться, предостерегающе замахал руками. - Нет, нет! - возопил он. -
Только не здесь. Вам не подобает быть здесь! - закричал он, делая страшные
глаза, - он почитал своим долгом опекать даму. Я следовала за ним, кивками,
жестами давая понять, что он зря беспокоится. За мной шел Андреев - он
бережно огибал громоздкие вещи и мелкую живность, мимоходом переглядывался,
со спокойными, живыми черными глазами - ни одних не пропустил.
Вагон первого класса был аккуратно подметен, местных жителей здесь
практически не было, чуть не все окна были раскрыты. Кеннерли забросил сумки
на полки, одним махом откинул спинки с
