По Эдгар Алан - Прыг-Скок
Эдгар Аллан ПО
ПРЫГ-СКОК
Я не знал другого такого любителя пошутить, как покойный король.
Казалось, он только ради этого и живет. Рассказать ему хорошую
историю в шутливом роде, да еще хорошо рассказать, значило вернейшим
образом снискать его расположение. Оттого и оказалось так, что все семь
его министров славились как шутники. Они походили на короля и тем, что все
были тучные, гладкие мужчины, равно как и неподражаемые шутники. То ли
люди тучнеют от шуток, то ли в самой тучности заключено нечто
предрасполагающее к шутливости, я никогда не мог в точности определить;
но, без сомнения, тощий шутник - rara avis in terris "Редкая птица на
земле (лат.).".
Относительно изысков или, как он выражался, "кудреватости" остроумия
король очень мало беспокоился. Он особенно ценил размах шутки и ради него
мирился с ее длиннотами. Он бы предпочел "Пантагрюэля" Рабле Вольтерову
"Задигу", и, в общем, грубые проказы куда более отвечали его вкусу, нежели
словесные остроты.
В пору, к которой относится мое повествование, профессиональные шуты
еще не вполне вышли из моды при дворах. Некоторые из великих
континентальных "самодержцев" все еще заводили шутов в дурацких колпаках и
соответственных нарядах, и в службу им вменялось в любой момент быть
наготове и острить ради крох с королевского стола.
Наш король, само собой разумеется, не отказался от "дурака". Дело в
том, что ему требовалось нечто глупое - хотя для того, дабы уравновесить
весомую мудрость семерых мудрецов, служивших ему министрами, не говоря уж
о нем самом.
Его дурак, или профессиональный шут, однако, не был только шутом. В
глазах короля ценность его утраивалась тем, что он был вдобавок карлик и
калека. В те дни карлики встречались при дворах так же часто, как и шуты;
и многие самодержцы сочли бы затруднительным коротать дни (а дни при дворе
тянутся несколько долее, нежели где-нибудь еще), не имея разом и шута, с
кем смеяться, и карлика, над кем, смеяться. Но, как я ранее заметил, шутят
в девяноста девяти случаях из ста неповоротливые толстяки - и оттого
король был в немалой мере доволен собою, ибо принадлежавший ему Прыг-Скок
(так звали дурака) являл собою тройное сокровище в одном лице.
Наверное, имя "Прыг-Скок" ему не дали при крещении, но единогласно
присвоили семь министров ввиду его неспособности двигаться, как все.
Прыг-Скок был в силах перемещаться лишь рывками, вприпрыжку, не то
скача, не то виляя, чем, по мнению некоторых, напоминал лягушонка - и
движение это бесконечно развлекало и утешало короля, ибо (невзирая на то,
что его распирало от жира и самодовольства) весь двор считал короля
мужчиною хоть куда.
Но хотя Прыг-Скок из-за уродливых нижних конечностей мог
передвигаться лишь с великим трудом как на улице, так и в помещении, руки
его, видимо, были наделены поразительною силою, как будто природа решила
возместить изъян его ног, дав ему возможность совершать всяческие чудеса
ловкости там, где оказались бы деревья, веревки или все, по чему можно
карабкаться. При подобных упражнениях он скорее напоминал белку или
мартышку, нежели лягушонка.
Не могу в точности сказать, откуда он был родом, но из какого-то
варварского края, о котором никто никогда не слыхал, весьма отдаленного от
двора нашего короля. Прыг-Скок и юная девушка, тоже карлица, лишь немногим
по величине его превосходящая (хотя изящно сложенная и чудесная
танцовщица), были силою отторгнуты от своих семейств в сопредельных
провинциях и посланы в дар королю одним из его неизмен
