По Эдгар Алан - Король Чума
Эдгар Аллан По
Король Чума
Аллегорический рассказ
С чем боги в королях мирятся,
что приемлют.
То в низкой черни гневно отвергают.
"Трагедия о Феррексе и Поррексе"
Однажды в царствование доблестного Эдуарда Третьего, в октябре, два
матроса с торговой шхуны "Независимая", плавающей между Слау и Темзой, а
тогда стоявшей на Темзе, около полуночи, к своему величайшему изумлению,
обнаружили, что сидят в лондонском трактире "Веселый матрос" в приходе св.
Эндрюса.
Эта убогая, закопченная распивочная с низким потолком ничем не
отличалась от любого заведения подобного рода, какими они были в те времена;
и все же посетители, расположившиеся в ней причудливыми группами, нашли бы,
что она вполне отвечает своему назначению.
Наши матросы, люди простые и немудрящие, тем не менее представляли
собой весьма занятную парочку.
Один из них, тот, которого не без основания прозвали "Дылдой", был как
будто старше своего спутника и чуть не вдвое выше его. Из-за своего
огромного роста - в нем было футов шесть с половиной - он сильно
сутулился. Впрочем, излишек длины с лихвой искупался нехваткой ширины. Он
был до того худ, что, как уверяли товарищи, пьяный мог бы служить флагштоком
на мачте, а трезвый - сойти за бушприт. Но ни одна из подобных шуток не
вызывала даже тени улыбки у этого матроса. У него был крупный ястребиный
нос, острые скулы, круто срезанный подбородок, запавшая нижняя губа, а глаза
на выкате - большие и белесые. Казалось, ко всему на свете он относился с
тупым безразличием, причем лицо его выражало такую торжественную важность,
что описать или воспроизвести это выражение невозможно.
Второй матрос, тот, который был моложе, являлся его полной
противоположностью. Рост матроса едва достигал четырех футов. Приземистое
нелепое туловище держалось на коротких и толстых кривых ногах; куцые руки с
массивными кулаками висели наподобие плавников морской черепахи. Маленькие
бесцветные глазки поблескивали откуда-то из глубины, нос утопал в лиловых
подушках щек; толстая верхняя губа, покоясь на еще более толстой нижней,
придавала его лицу презрительное выражение, а привычка облизываться еще
подчеркивала его. Нельзя было не заметить, что Дылда вызывает в нем
удивление и насмешку, он поглядывал на своего долговязого приятеля снизу
вверх, точь-в-точь как багровое закатное солнце смотрит на крутые склоны
Бен-Невиса.
Странствия сей достойной парочки из трактира в трактир сопровождались в
тот вечер самыми невообразимыми происшествиями. В распивочную "Веселый
матрос" друзья явились без гроша в кармане - запасы денег, даже самые
солидные, когда-нибудь да иссякают.
В ту минуту, с которой, собственно, и начинается наш рассказ, Дылда и
его дружок Хью Смоленый сидели посреди комнаты, положив локти на большой
дубовый стол и подпирая ладонями щеки. Скрытые огромной бутылью от эля,
который они успели выпить, но не оплатили, приятели взирали на зловещие
слова "мела нет" (что означало - нет кредита), выведенные, к их величайшему
изумлению и негодованию, над входной дверью тем самым мелом, наличие коего
отрицалось. Не думайте, что хотя бы один из этих детей моря умел читать по
писаному, - способность, считавшаяся в те времена простым народом не менее
магической, чем дар сочинительства, но буквы, как хмельные, делали резкий
крен в подветренную сторону, а это, по мнению обоих матросов, предвещало
долгое ненастье; волей-неволей пришлось тут же, как аллегорически выразился
Дылда, "откачивать воду из трюма, брать паруса на гитовы
