По Эдгар Алан - Человек Толпы
Эдгар Аллан ПО
ЧЕЛОВЕК ТОЛПЫ
Се grand malheur de ne
pouvoir etre seul.
La Bruyere
"Ужасное несчастье - не иметь возможности
остаться наедине с самим собой.
Лабрюйер (фр.)."
По поводу одной немецкой книги было хорошо сказано, что она "langst
sich nicht lesen" - не позволяет себя прочесть. Есть секреты, которые не
позволяют себя рассказывать. Еженощно люди умирают в своих постелях,
цепляясь за руки своих духовников и жалобно заглядывая им в глаза, умирают
с отчаянием в сердце и со спазмой в горле - и все из-за потрясающих тайн,
которые никоим образом не дают себя раскрыть. Увы - порою совесть
человеческая возлагает на себя бремя ужасов столь тяжкое, что сбросить его
можно лишь в могилу, - и, таким образом, сущность всякого преступления
остается неразгаданной. Как-то раз, поздним осенним вечером, я сидел у
большого окна кофейни Д, в Лондоне. В течение нескольких месяцев я хворал,
но теперь поправлялся, и вместе со здоровьем ко мне вернулось то
счастливое расположение духа, которое представляет собою полную
противоположность ennui "Тоска, скука (фр.).", - Состояние острейшей
восприимчивости, когда спадает завеса с умственного взора - "Пелена,
нависшая прежде (греч.)." и наэлектризованный интеллект превосходит свои
обычные возможности настолько же, насколько неожиданные, но точные
определения Лейбница превосходят причудливую реторику Горгия. Просто
дышать - и то казалось наслаждением, и я извлекал удовольствие даже из
того, что обыкновенно считается источником страданий. У меня появился
спокойный и в то же время пытливый интерес ко всему окружающему. С сигарой
во рту и газетой на коленях я большую часть вечера развлекался тем, что
просматривал объявления, наблюдал разношерстную публику, собравшуюся в
зале, или выглядывал на улицу сквозь закопченные стекла.
Эта была одна из главных улиц города, и весь день на ней толпилось
множество народу. Однако по мере того, как темнота сгущалась, толпа все
увеличивалась, а к тому времени, когда зажгли фонари, мимо входа в кофейню
с шумом неслись два густых, бесконечных потока прохожих. В столь поздний
вечерний час мне еще ни разу не приходилось занимать подобную позицию, и
потому бушующее море людских голов пленяло меня новизною ощущений. В конце
концов я перестал обращать внимание на то, что происходило вокруг меня, и
всецело погрузился в созерцание улицы.
В начале наблюдения мои приняли отвлеченный, обобщающий характер. Я
рассматривал толпу в целом и думал обо всех прохожих в совокупности.
Вскоре, однако, я перешел к отдельным подробностям и с живым интересом
принялся изучать бесчисленные разновидности фигур, одежды и манеры
держаться, походку и выражение лиц.
У большей части прохожих вид был самодовольный и озабоченный.
Казалось, они думали лишь о том, как бы пробраться сквозь толпу. Они
шагали, нахмурив брови, и глаза их перебегали с одного предмета на другой.
Если кто-нибудь нечаянно их толкал, они не выказывали ни малейшего
раздражения и, пригладив одежду, торопливо шли дальше. Другие - таких было
тоже немало - отличались беспокойными движениями и ярким румянцем.
Энергично жестикулируя, они разговаривали сами с собой, словно чувствовали
себя одинокими именно потому, что кругом было столько народу. Встречая
помеху на своем пути, люди эти внезапно умолкали, но продолжали с
удвоенной энергией жестикулировать и, растерянно улыбаясь, с
преувеличенной любезностью кланялись тому, кто им помешал, ожидая, пока он
не уйдет с дороги. В остальном эти две бо
