Планкетт Джеймс - Парнишка У Ворота
Джеймс Планкетт
ПАРНИШКА У ВОРОТА
Тем летним вечером я увидел Доббса, едва свернул на улицу, ведущую к
воротам завода. У нас обоих смена начиналась в десять, и мы явно опаздывали.
Доббс неподвижно стоял метров на тридцать впереди - малорослый человечек,
под мышкой - пакет с завтраком. Помню, я еще удивился: уж кто-кто, а Доббс
всегда на работе минута в минуту. Я, значит, тоже остановился - не хотел его
обгонять. Широкую, пыльную и совсем пустую в этот поздний час улицу окутала
летняя тишина, что случается даже на верфях, когда машины и катера
разделываются с последними грузами. В канаве у обочины валялись пустые
сигаретные пачки. За долгий день на жаре они покоробились. А небо над
заводом, помню, было багряно-золотым, и на его фоне - огромные трубы,
изрыгающие густой черный дым.
Доббс стоял склонив голову чуть набок - к чему-то прислушивался. Скоро
и я уловил тихий перестук, который все нарастал и нарастал, пока не
заполонил всю улицу и постепенно не растворился вдалеке. На юг прогрохотал
Вексфордский почтовый. Я подумал об отце - сейчас, я знал, он в нашем
домишке у самой железной дороги идет на кухню к будильнику. Отец тоже
работал посменно и, сколько я себя помнил, всегда в это время проверял часы.
Мне стало грустно: ведь со дня на день я собирался его бросить и попытать
счастья где-нибудь в другом месте. Трех недель в подручных у Доббса с лихвой
хватило, чтобы понять - в жизни должно быть кое-что получше, чем с десяти
вечера до шести утра нянькаться с ленточным транспортером. Отца я, наверное,
любил, но мне стукнуло двадцать три, а в эту пору летние небеса вечно что-то
сулят, хотя их посулы не всегда сбываются.
Доббс был уже в проходной - болтал с вахтером, когда я полез в ячейку
за своей карточкой и сунул ее в табельные часы.
- Я тут полсотни лет вкалываю, - говорил он каким-то не своим голосом.
Я вспомнил, что на следующий день ему уходить на пенсию. Сегодня он
работал в ночь последний раз. Я надавил на рычаг, часы звякнули, но вахтер с
Доббсом не обратили внимания - слишком привычным был для них этот звук.
Сигарета в зубах, руки в карманах, я слушал их разговор, глядя на заводской
двор, где высоко в небе медленно и грациозно плыла подвесная вагонетка.
- Теперь уж нам осталось недолго, - сказал вахтер и вздохнул. Он тоже
был старый.
- Да, скоро конец, - ответил Доббс.
- Одно хорошо, - продолжал вахтер. - Тебе больше не ходить в ночную.
Будешь ложиться вечером и вставать утром. Куда лучше, чем наоборот.
- Это уж точно, по-божески, - сказал Доббс.
- По-людски, - твердил вахтер, и я понял: они изо всех сил бодрятся,
бодрятся потому, что годы летят и жизнь проходит.
- Заявление я отнес прямо главному инженеру домой, - сказал Доббс.
Вот, оказывается, почему он опоздал. Я там тоже как-то бывал - нам
частенько приходилось носить ему замеры давлений и всякую другую фигню,
которую мы называли "производственной". Дом у него был большой, на
побережье, с садом и теннисным кортом. Хорошенькие дочки развлекали там
своих приятелей. Я их видел.
- Он тебе что-нибудь сказал? - спросил вахтер.
Доббс так и затараторил. Это было совсем на него не похоже, но, видно,
мысль о последней в жизни смене выбила его из колеи. Одним словом, он
сказал, что главный инженер знал про его уход на пенсию, пригласил его в
дом, поднес стаканчик виски и даже сам за компанию выпил. Еще и жену
кликнул, объяснил ей, что Доббс полвека проработал на заводе, и она тоже
выпила с ними хересу или чего-то там еще. А потом инжен