Петерс Фритц - Детство С Гурджиевым
Фритц Петерс
Детство с Гурджиевым
1.
Я впервые встретился и разговаривал с Георгием Гурджиевым в июне 1924
года в субботний день в Замке Приэре в Фонтебло во Франции. Хотя причины
моего появления там были мне не очень ясны - мне было в то время одиннадцать
лет, - я, тем не менее, отчетливо и ясно помню ту встречу.
Был ясный солнечный день. Гурджиев сидел за небольшим, с мраморным
верхом, столом, затененным полосатым зонтом, спиной к замку, повернувшись к
открытому пространству симметричных газонов и цветочных клумб. Перед тем,
как меня вызвали к нему для разговора, я должен был некоторое время сидеть
на террасе замка, позади него. Ранее я видел его только однажды в Нью-Йорке
предыдущей зимой, но я чувствовал, что имел "встречу" с ним. Моим
единственным воспоминанием того времени было то, что я был напуган им:
отчасти тем, как он посмотрел на - или сквозь - меня, а отчасти из-за его
репутации. Мне рассказывали, что он был по крайней мере "пророк" - самое
большее, что-то очень близкое ко "второму пришествию Христа".
Встречаться с каким-нибудь вариантом "Христа" - это событие, и эта
встреча не была той, которую я ожидал. Честно говоря, меня не только не
влекло к ней - я страшился ее.
Сама же встреча не соответствовала моим страхам. "Мессия" или нет - он
казался мне простодушным, простым человеком. Он не был окружен никаким
сиянием, говорил по-английски, с сильным акцентом, значительно более просто,
чем меня заставляла ожидать Библия. Он сделал неопределенный жест в моем
направлении, велел мне сесть, попросил подать кофе и затем спросил меня,
почему я здесь. Мне стало легче, потому что он оказался обычным человеческим
существом, но мне было трудно ответить на вопрос. Я чувствовал без сомнения,
что ему надо дать "важный" ответ, что у меня есть какая-то важная причина.
Не имея ничего, я сказал ему правду: что я был здесь потому, что меня
привели сюда.
Затем он спросил меня, почему я хочу быть здесь, учиться в его школе.
Еще раз я был способен ответить только, что то, что меня привезли сюда, было
вне моего контроля - я не был подготовлен. Я помню сильное побуждение
солгать ему и столь же сильное чувство, что я не могу солгать ему. Я
чувствовал, что он заранее знает правду. Единственный вопрос, на который я
ответил менее честно, это, когда он спросил меня, хочу ли я остаться здесь и
учиться у него. Я сказал, что хочу - что не было, по существу, правдой. Я
сказал это потому, что я знал, что он ожидает услышать от меня. Мне кажется
теперь, что любой ребенок должен был ответить, как и я. Что бы из себя ни
представляло Приэре для взрослых (а литературное название школы было:
"Институт Гурджиева для Гармоничного Развития Человека"), я чувствовал, что
переживал нечто подобное беседе с директором средней школы. Дети ходят в
школу, и я присоединился к общему договору, что ребенок не должен говорить
учителю, что он не хочет ходить в школу. Единственное что удивило меня, было
то, что мне был задан такой вопрос.
Затем Гурджиев задал мне еще два вопроса:
1. Как, вы думаете, чем является жизнь? и 2. Что вы хотите знать?
На первый вопрос я ответил поговоркой: "Я думаю, что жизнь - это
что-то, что приносится вам на серебряном блюдце и продается вам, чтобы
делать с ней что-нибудь". Этот ответ напоминал о долгом разговоре о фразе
"на серебряном блюдце" и упоминании Гурджиева о голове Джона Баптиста. Я
отступил - это чувствовалось, как отступление - и видоизменил фразу, сказав,
что жизнь это "подарок", и это ем
