Перуц Лео - Вторник, 12 Октября 1916 Года
Лео Перуц
ВТОРНИК, 12 ОКТЯБРЯ 1916
Перевод с немецкого О. Мичковского
Капрал запаса Георг Пихлер, служащий в мирное время вторым бухгалтером
в магазине готового платья на Целинкагассе, попал в октябре 1916, будучи
раненым, в русский плен как комендант полевого караула. У него были раны
плеча и голени. В течение нескольких месяцев он лежал в Тифлисе в небольшом
госпитале, бывшем постоялом дворе.
Ему там было неплохо. Только смена повязок вызывала у него болезненные
ощущения и страх. Когда он затем ложился обратно, то испытывал приятное
чувство от мысли, что теперь два дня снова будет в покое и в течение 48
часов его никто потревожит. Когда Пихлер представлял себе, что пока он
здесь удобно вытягивается под своим теплым одеялом, его бывший начальник,
штабс-фельдфебель Вотрубек, зябнущий, без табака, с пустым желудком и
перспективой получить пулю в живот, шагает взад-вперед в размокшей от дождя
траншее, то эта картина полностью примиряла его с нынешней судьбой.
Поначалу он чувствовал апатию и не проявлял особого интереса к тому,
что его окружало. Он радовался вновь обретенной жизни, радовался, что
теперь навсегда избежал войны. Лучше всего время протекало в ожидании еды.
Днем давали капустный суп и кашу, вечером чай. Когда же по воскресеньям он
получал кусок студня, то это удивительное событие служило ему пищей для
воспоминаний на многие дни вперед.
Только на седьмой неделе его пребывания в госпитале дала о себе знать
скука. Он начал изучать лица своих соседей по палате. Но они, как назло,
все были похожи друг на друга. Он попытался - без всякого успеха - завести
разговор с санитаром, угрюмым старым татарином, который подволакивал при
ходьбе правую ногу. Он подавил в себе неприязнь к соседу, который своим
бесконечным кашлем по ночам не давал ему спать, простил ему вредные
привычки и попытался как-то с ним объясниться. Он говорил с ним как с
ребенком: медленно, терпеливо и предельно простыми фразами. Попытка не
удалась. Георг Пихлер ни слова не знал по-русски, а его сосед говорил,
вероятно, только по-татарски.
Каждое утро делали обход два врача. Один из них, пожилой, понимал
французский. Георг Пихлер посвятил несколько послеобеденных часов тому,
чтобы составить пару фраз на французском языке. Когда наутро он на языке
Расина поинтересовался ходом войны и справился о своей собственной персоне,
врач дружелюбно кивнул ему, похлопал по левому, здоровому, плечу и перешел
к следующей койке. Он не понял ни слова.
Наконец с привлечением некоторых латинских verba и substantiva,
которые удержались в его памяти с младших классов гимназии, Георгу Пихлеру
все-таки удалось втолковать доктору, что он хотел бы почитать. На следующее
утро ему принесли польскую грамматику, первый том какого-то зачитанного
венгерского романа и Библию на албанском языке.
Поскольку внешний мир остался для него закрыт, Георг Пихлер опять
полностью ушел в себя. Он измышлял всевозможные способы, как сократить
время, тянувшееся бесконечно между пробуждением и сном. Он разбирал и
собирал свои часы и занимался этим до тех пор, пока их у него не украли. Он
постарался вспомнить состав своего подразделения, провел статистику имен
своих бывших подчиненных и выяснил, что имя Антон встретилось в списке семь
раз, имя Иоганн - пять раз, а имена Франц и Генрих - трижды. Он поспорил с
самим собой, из скольких слогов и букв состоят стихотворения, которые он
еще со школы знал наизусть. "В Эльзасе крепость Нидек" оказалось состоящим
из 241 слога и
