Перуц Лео - Парикмахер Тюрлюпэн
Лео Перуц
ПАРИКМАХЕР ТЮРЛЮПЭН
Перевод с немецкого И.Б.Мандельштама
Глава I
В протоколах заседаний королевского парижского апелляционного суда от
ноября месяца 1642 года, по делу бывшего писца Мишеля Бабо, обвинявшегося в
лжесвидетельстве и самоуправстве, упоминается об одном странном инциденте.
Обвиняемый, выслушав приговор, осуждавший его на одиннадцать лет галер и
уплату денежной пени в шестьсот ливров, разразился громким хохотом и,
обратившись к своим судьям, насмешливо сказал, что до Марселя путь далек и
что, с разрешения господ судей, он еще собирается до этой поездки принять
участие в большой игре в волан, на которую пригласил всех своих друзей
господин де Сен-Шерон.
Из протоколов суда не видно, как отнеслись к этому замечанию судьи,
заседатели и писцы. Возможно, что они только с изумлением покачали
головами, однако, надо полагать, что угроза, скрывавшаяся в словах
осужденного, была прекрасно понята большинством присутствующих, ибо в ту
пору Париж был полон неопределенных слухов. Из дома в дом, из уст в уста
передавалась молва о том, что надвигаются какие-то крупные события. Большая
игра в волан - это таинственное выражение слышалось часто, и каждый пытался
его по своему объяснить. Толком никто не знал того, что готовилось. Однако
о времени, когда событие должно было разразиться, все были, по-видимому,
осведомлены. Составленный в плохих стихах памфлет против графа де Гиза, за
подписью "Болтун Этьен", ходивший по рукам в первых числах ноября и
начинавшийся словами: "Конец вам, граф де Гиз, вы этому поверьте",-
указывал на 11 ноября, день святого Мартина, как на день игры в волан
("Веселая картина потешит парижан: день св. Мартина мы справим игрою в
волан"), но ничего нового этим не говорил парижанам, ибо еще двумя неделями
раньше некто Пьер Ламэн, взыскивавший в различных частях города недоимки
для своего господина, откупщика подомовых сборов, писал в своем докладе
(Archives nationaux1, E XIX а 134), что люди, "словно сговорившись", все
до одного заявляли: денег у них нет, но в день св. Мартина они сами придут
к его господину и сведут с ним все счеты, пусть он в этом будет уверен.
День св. Мартина 1642 года еще долго жил в памяти народа. В песнях
уличных певцов, в триолетах, в печатных летучках, в ярмарочных куплетах, в
импровизациях бродячих комедиантов, - словом, во всей народной литературе
17-го столетия постоянно говорится об этом дне св. Мартина, вначале с
ожесточением и разочарованием, потом в тоне скорби и примирения с судьбою.
Только в начале 18-го столетия выражение это приобрело характер
шутливо-иронический и употреблялось в смысле "дня второго пришествия". В
последний раз оно всплывает в сочинениях Дидро. Узнав о подробностях
варварской казни убийцы Сонье, потрясенный и убитый Дени Дидро, которому
было в ту пору двадцать пять лет, записал такие слова в свой дневник:
"Ни слова, ни звука не произнесут мои уста! Ничего не остается мне
другого, как ждать и надеяться, что наступит когда-нибудь новый день св.
Мартина, который до основания изменит мировой порядок".
Документы, в течение двух столетий лежавшие во мраке архивов, ныне
извлечены на свет. Теперь мы знаем, что день Мартина 1642 года должен был
сделаться Варфоломеевской ночью для французской знати. В этот день
предполагалось перебить во Франции семнадцать тысяч человек, всех, кто
только носил аристократическое имя. При этой "большой игре в волан" головы
Роганов, Гизов, Эпернонов, Монбазонов, Люинов, Неверов, Шуазелей,
