Паньоль Марсель - Слава Моего Отца (Детство Марселя - 1)
Марсель Паньоль
Слава моего отца
Детство Марселя
ПАМЯТИ МОИХ РОДНЫХ
Теплым апрельским вечером я возвращался из школы домой с отцом и братишкой
Полем. Это было в среду - в чудеснейший день недели, потому что ничего нет
лучше кануна чудесного завтра1. Шагая по тротуару улицы Тиволи, отец сказал:
- Малыш, завтра утром ты мне понадобишься.
- Зачем?
- Увидишь. Это сюрприз.
- А я? Я тоже понадоблюсь?-ревниво спросил Поль.
- Разумеется. Только Марсель пойдет со мною, а ты будешь дома смотреть,
как уборщица подметает погреб. Это очень важно.
- Вообще-то, - ответил Поль, - я боюсь ходить в погреб, но с уборщицей не
побоюсь.
Наутро, часам к восьми, отец пропел зорю и сдернул с меня одеяло.
- Ты должен быть готов через полчаса. Я иду бриться. Я протер глаза,
потянулся и встал. А Поль накрылся простыней, и из-под нее выглядывал лишь
золотой завиток на кудрявой макушке.
* * *
Четверг считался у нас "банным днем", и моя мать совершенно серьезно
думала, что все эти правила нужно соблюдать.
Первым делом я с ног до головы оделся. Затем я разыграл комедию умыванья,
точнее говоря - исполнил сотворенную мною еще тогда, за двадцать лет до
появления шумовиков на радио, симфонию шумов, которая должна была всех
уверить, что я навожу на себя чистоту.
Сначала я открыл кран над раковиной, хитроумно оставив его затвор чуть
привернутым, чтобы захрипели трубы, - таким манером я давал знать родителям,
что приступил к умыванию.
Вода бурлила, струясь в слив, а я наблюдал, держась на почтительном
расстоянии.
Минут через пять я резко завернул кран, и он возвестил о своем закрытии
мощным толчком труб, сотрясая перегородку.
Я сделал паузу и причесался. Затем побренчал по каменному полу цинковым
тазиком и снова открыл затвор, но медленно, отвертывая его потихоньку. Кран
зашипел, замяукал и опять, захлебываясь, захрипел. Я дал воде литься целую
минуту - ровно столько, сколько нужно, чтобы прочитать страничку "Стальных
ног2". И аккурат в ту самую секунду, когда Крокиньоль, подставив ножку сыщику,
пустился наутек, над примечанием "продолжение следует", я опять резко завернул
кран.
Успех был полный: получилась двойная детонация, от которой задрожала
труба.
Потом еще пинок в цинковый таз, и я закончил в положенный срок почти
взаправдашнюю процедуру омовения, обойдясь без капли воды.
* * *
Я застал отца за обеденным столом. Он подсчитывал деньги, а мать, сидя
напротив него, пила кофе. Ее черные с синим отливом косы свешивались за
спинкою стула до самого пола. Мой кофе с молоком был уже налит. Мать спросила:
- Ноги вымыл?
Зная, какое большое значение придает она этому нестоящему делу (не пойму,
право, зачем мыть ноги, раз их не видно), я твердо ответил:
- Вымыл. Обе.
- Ногти постриг?
Мне подумалось, что если я хоть однажды признаюсь в своей оплошности, то
сойдет за правду все остальное.
- Нет, - ответил я, - не пришло в голову. Но я стриг ногти в воскресенье.
- Ладно, - сказала мать.
Она, по-видимому, удовлетворилась этим. Я тоже.
Пока я ел свои бутерброды, отец говорил:
- Ты ведь еще не знаешь, куда мы идем? Так вот: маме надо пожить на свежем
воздухе. Поэтому я снял - пополам с дядей Жюлем - виллу за городом, среди
холмов; там, на холмогорье, мы и проведем летние каникулы.
Я пришел в восторг:
- А где эта вилла?
- Далеко отсюда, в сосновом бору.
- Очень далеко?
- О да, - сказала мама. - Сначала надо ехать трамваем, а потом несколько
часов идти пешком.
- Значит, это совсем дикое место?
- Порядком, - ответил отец.
