Пальма Клементе - Глаза Лины
Клементе Пальма
Глаза Лины
С тех пор как Джим, лейтенант британского флота и наш добрый приятель,
стал служить в Английской пароходной компании, мы встречались с ним каждый
месяц и проводили вместе пару приятных вечеров. Молодость Джима прошла в
Норвегии, где он пристрастился к виски и абсенту, и когда выпивал, не мог
отказать себе в одном удовольствии: во всю мощь своего громового голоса он
распевал мелодичные скандинавские баллады, а потом пересказывал нам, о чем в
них поется.
Однажды вечером мы пришли к нему в каюту, чтобы проститься: на
следующий день его пароход отплывал в Сан-Франциско. Морская дисциплина --
дело серьезное: у себя в каюте Джим не мог, как бывало, горланить песни, и
мы решили провести время, рассказывая по очереди разные истории и
приключения из своей жизни, дружно приправляя каждый рассказ добрым глотком
спиртного. Было два часа ночи, когда все мы, кроме Джима, уже рассказали
свои истории, очередь была за ним, и мы потребовали его рассказа. Он
поудобнее устроился на диване, поставил на столик рядом с собой бутылочку
абсента, раскурил гаванскую сигару и начал свой рассказ:
-- Сегодня я не стану, как обычно, пересказывать вам северные баллады и
легенды. Я расскажу историю, случившуюся на самом деле. Это произошло со
мной накануне женитьбы. Как вам известно, два года тому назад я жил в
Норвегии. Моя мать была норвежкой, однако отец дал мне британское
подданство. Жену мою зовут Акселина, или Лина, как я ее называю, и если,
господа, вам доведется побывать в Кристиании, милости прошу ко мне, уж моя
жена сумеет вас принять.
Прежде всего нужно вам сказать, что у Лины были такие необыкновенные
дьявольские глаза, каких я больше ни у кого не встречал. Ей было шестнадцать
лет, и я влюбился в нее до безумия, однако к глазам ее я испытывал самую
ярую ненависть, на какую только способно человеческое сердце. Когда Лина
смотрела мне прямо в глаза, это выводило меня из себя, я чувствовал странное
беспокойство, и нервы мои напрягались до предела. Будто в мозг мне вонзили
целую коробку булавок. Они пронзали весь мой позвоночник, жуткий холод
леденил кровь у меня в жилах, по коже пробегали мурашки. Так бывает, когда
встаешь под ледяной душ или останавливаешься на краю бездонной пропасти,
слышишь визг стекла, по которому скребут железом, или видишь перед собой
лезвие ножа. Именно такое чувство охватывало меня, когда я смотрел в глаза
Лины. Я говорил об этом с несколькими знакомыми врачами, но они ничего не
смогли мне объяснить. Только улыбались и говорили, что не стоит так
волноваться, ничего серьезного нет, просто я очень впечатлителен, у меня
расшатаны нервы и еще всякий вздор в том же роде. Но самым ужасным было то,
что я совсем потерял голову от любви, я обожал ее с каким-то исступлением,
вопреки тому губительному действию, которое оказывали на меня ее глаза.
Будто ледяной озноб поражал мои нервы. Но это было еще не все, гораздо более
удивительным было другое. Когда Лина бывала чем-нибудь взволнована или ее
охватывало какое-то другое душевное или физическое возбуждение, в ее
зрачках, устремленных на меня, я видел некие образы, принимавшие неясные
формы маленьких зыбких теней, осененных светящимися точками. Да, именно
образы, эти незримые бесплотные субстанции, которые есть у каждого из нас
или, вернее, почти у каждого, поскольку немало найдется и таких, у кого в
голове вообще нет никаких мыслей и образов. Так вот, эти образы блуждали в
зрачках Лины, принимая какие-то невыразимые
фо
