О'Коннор Фрэнк - Пьянчужка
Фрэнк О'Коннор
Пьянчужка
Перевод М. Шерешевской
Смерть мистера Дули из верхнего квартала была для отца тяжелым ударом.
Между нами и мистером Дули, коммивояжером, обучавшим своих сыновей у
доминиканцев и разъезжавшим в собственном автомобиле, лежала пропасть. Но
мистер Дули не страдал ложной гордостью.
Мистер Дули жил духовными интересами и, как все люди, живущие духовными
интересами, выше всего ставил интеллектуальную беседу, а отец был
человеком посвоему начитанным и умел ценить умного собеседника.
Мистер Дули был очень умен. При его деловых знакомствах и связях в
церковном мире он во всех подробностях знал обо всем, что происходит в
городе, и каждый вечер неизменно спускался к нашей калитке, чтобы
рассказать отцу о тех новостях, которые не публикуются в газетах. Мистер
Дули говорил низким, вещающим голосом и улыбался всезнающей улыбкой. Отец
слушал его, затаив дыхание, то и дело поддакивая и восхищаясь, а проводив,
летел к матери и с пылающим от восторга лицом кричал еще с порога:
"Знаешь, что мне сейчас рассказал мистер Дули?" С тех пор всякий раз,
когда меня приобщают к каким-нибудь закулисным интригам, мне неизменно
хочется спросить: "Вам это не мистер ли Дули сказал?"
У меня никак не укладывалось в мозгу, что мистер Дули умер, пока я сам
не увидел его завернутым в коричневый саван, с восковыми пальцами,
перевитыми четками. И все равно мне казалось: здесь какой-то трюк.
Пройдет немного времени, и летним вечером мистер Дули снова появится у
нашей калитки, чтобы рассказать нам, какие делишки творятся там, на том
свете. Отец был подавлен - отчасти потому, что они с мистером Дули были
примерно одних лет, а в смерти ровесника есть что-то затрагивающее тебя
лично, отчасти же потому, что отныне никто не станет ему рассказывать,
почему в муниципалитете разгорелся такой сыр-бор. На Бларни-лейн считанные
люди умели читать газеты с понятием, и ни один из них не стал бы якшаться
с простым рабочим. Даже плотник Салливан - не велика птица! - и тот глядел
на отца сверху вниз. Что и говорить, смерть мистера Дули была событием
огромной важности.
- В половине третьего, на старом кладбище, - задумчиво обронил отец,
опуская газету на стол.
- Уж не собираешься ли ты идти на кладбище? - испугалась мать.
- Долг вежливости, - сказал отец, почуяв возражения. - Нельзя же
обижать родственников.
- По-моему, - сказала мать, сдерживаясь, - ты и так выполнишь свой
долг, если проводишь его до церкви.
(Проводить до церкви, куда тело перевозили вечером, когда отец уже
кончал работу, было бы не так накладно, как пойти на похороны и потерять
заработок за половину рабочего дня.)
- Мы почти не знакомы с его родней, - добавила она.
- Упаси нас бог от такой беды, - с достоинством возразил отец. - Но
будь мы на их месте, нам было бы только приятно.
Надо отдать отцу должное - он никогда не отказывался пожертвовать
половиной рабочего дня ради доброго соседа. И не потому, что так уж любил
похороны, а просто все делал на совесть - другим так, как хотел, чтобы
сделали ему. А уж если что могло утешить его при мысли о неизбежной
кончине, так это уверенность в том, что его похоронят с почестями. И надо
отдать должное матери: в данном случае она печалилась не о деньгах, хотя
каждый грош был у нас на счету.
За отцом, видите ли, водилась одна слабость: он любил выпить. Он мог не
прикладываться к бутылке месяцами, и даже по нескольку лет кряду. И, пока
не пил, был золото, а не человек. Вставал раньше всех, подавал матери чай
в п
