О'Коннор Фрэнк - Пастыри
Фрэнк О'Коннор
Пастыри
Перевод М. Шерешевской
Однажды осенним вечером приходской священник отец Уилен зашел к своему
викарию, отцу Девину. Отец Уилвн был рослый, кряжистый старик с широкой
грудью, приставленной прямо к туловищу головой, буйной порослью волос в
ушах и румяным наивно-добродушным лицом старушки-крестьянки, кормящейся
продажей яиц.
Девин был бледный, изможденный на вид молодой человек с тонким
мечтательным лицом, отсвечивающим тускловатым глянцем, словно клавиши
старого рояля, в пенсне на понуром, ничем не примечательном носу.
В общем, они неплохо ладили между собой, если учесть - да-да, учесть, -
что Девин, совершенно не умевший рассчитывать свои силы, переложил на отца
Уилена заботу о драматическом обществе и ежегодном фестивале, а отец
Уилен, благодушнейший из смертных, в жизни не сказавший ни о ком дурного
слова, всякий раз, как упоминали его помощника, стучал пальцем по лбу и
говорил, что бедный папенька бедного Девина был точь-в-точь такой же:
"Народный учитель - как же, как же, я хорошо его, беднягу, знал!"
Девпн же обычно ничего не говорил об отце Уилене, только цитировал
старого священника, повторяя его слова в своей мучительно тягучей манере и
слегка акцентируя, чтобы подчеркнуть всю их нелепость: "Как же, знаю-знаю
- многие священники против книг. А я вот книгу люблю. Мне вот Зейн Грей
очень нравится. Зейн Грей - писатель, которого я кому хочешь порекомендую.
Я даже стихи люблю. Взять хотя бы те, что из реклам, - умны, куда как
умны". Девин был умен, жил одиноко, в его комнате висело несколько хороших
- подлинных - акварелей, стоял шкаф, набитый книгами, которые неизменно
вызывали удивление его принципала.
Он и сейчас застыл перед ними, со шляпой в руке, сдвинув на лоб очки,
и, почти касаясь полок старым бородавчатым носом, вперил в корешки взгляд,
такой же бессмысленный и безнадежный, как его благие дела.
- Здесь вряд ли найдется что-либо в вашем духе, - заметил Девин в своей
сверхпочтительно-предупредительной манере, словно и впрямь ставил вкусы
приходского священника на одну ступень с собственными.
- А я вовсе не за тем, - сказал Уилен скорбным и каким-то задумчивым
голосом. - Тут у вас иностранных книг полно. Так я разумею: вы языки
знаете.
- Достаточно, чтобы читать, - ответил Девин с досадливой интонацией,
чуть склоняя набок свою красивую голову. - А вам, собственно, зачем?
- Та иностранная посудина у причала, - сказал отец Уилен, не
оборачиваясь, - она чья? Французская, немецкая или еще какая? Ужас, что
там творится.
- Вот как! - протянул Девин. - Я ничего не слыхал.
- Ужас что, - повторил Уилен скорбно, наставляя на Девина жерла всех
своих орудий: круглые румяные стариковские щеки и пару сверкающих стекол.
- Каждый вечер там полно девиц. Вот я и сказал Салливану: пойду и всех их
выгоню. Но мне подумалось: может, понадобится человек, чтобы мог говорить
по-ихнему?
- Боюсь, я не настолько владею французским языком, - сказал Девин сухо,
но больше возражений приводить не стал: если не принимать во внимание
редких вспышек чисто старушечьей добродетельности, Уилеп был вполне
приемлемым приходским священником - не хуже других. Из своего печального
опыта Девин знал, насколько хуже они могут быть. Он влез в старое пальто,
нахлобучил - чуть не до самого пенсне - поношенную шляпу, и оба священника
двинулись по Главной улице к почте. На углу, где она помещалась, было
пусто, если не считать двух лоботрясов, подпиравших, словно кариатиды, с
обеих сторон входную двер
