О'Коннор Фрэнк - Из Церковной Хроники
Фрэнк О'Коннор
Из церковной хроники
Перевод Т. Садовской.
Отец Кассиди отдернул шторку и по ту сторону решетчатого оконца
исповедальни увидел девушку, внешность которой показалась ему необычной. В
исповедальне было темно, но он различил, что девушка молода,
пропорционально сложена и что у нее живое, милое лицо. Лицо это - бледное,
продолговатое, чуть веснушчатое - поразило его, особенно высоко
поставленные скулы, которые сообщали глазам неожиданную восточную
раскосость.
Девушка была не городская - городских отец Кассиди знал в лицо, а
многих и гораздо лучше, недаром у него была репутация не слишком строгого
исповедника. Другие священники утверждали, что он не сегодня-завтра вообще
бросит исповедовать из тех соображений, что греха, мол, никакого нет, а
даже если и есть - не велика важность! Это было как раз в духе отца
Кассидп, который отличался редкой непоследовательностью. Дело в том, что к
каждому отдельно взятому грешнику он относился вполне беззлобно, но его
переполняла темная и неясная ненависть вообще. Он ненавидел Англию,
ненавидел ирландское правительство, и главное - он ненавидел буржуа, хотя,
насколько можно было судить, никто из них не сделал ему ничего дурного.
Это был грузный человек, увалень и тугодум, у него было угрюмое
багрово-красное лицо, мясистые губы, колючие голубые глазки, короткая шея
и подбородок, как у Полишинеля.
- Итак, дочь моя, - проворчал он тягуче и скорбно, - будто камни во рту
ворочал, - итак, дочь моя, когда же ты в последний раз исповедовалась?
- Неделю назад, святой отец, - ответила девушка отчетливым и чистым
голоском. Он немного удивился: на вертихвостку она не похожа, но все же
явно не из тех девушек, что ходят к исповеди каждую неделю. Впрочем,
женщин не поймешь: все они с фокусами - что праведницы, что грешницы.
- В чем же ты согрешила с тех пор? - подбодрил он ее.
- Я говорила неправду, святой отец.
- Что-нибудь еще?
р - Я говорила дурные слова, святой отец.
- Удивляюсь тебе, - сказал он с нарочитой серьезностью, - образованная
девушка, к твоим услугам все богатства родного языка. Что же это были за
слова?
- Я поминала имя господа всуе, святой отец.
- Мда, - сказал он, нахмурясь, - это не делает тебе чести. В том, что
люди чертыхаются или ругаются, еще нет большой беды, но вот богохульство -
это совсем другое дело, хотя, по правде говоря, - прибавил он, потому что
природная честность не позволила ему солгать, - в божбе как раз нет ничего
такого уж страшного, редко когда это преднамеренное богохульство. Только
сердце от таких вещей все-таки черствеет. Не давай себе волю в мелочах, и
ты достигнешь истинного совершенства. Что еще?
- Еще я была пьяная, святой отец.
- Гм, - пробормотал он; так ему и показалось с самого начала - натура
дерзкая, но, в сущности, неиспорченная. Ему нравилось, как она отвечает:
смело и не Таясь, не виляет и скромность на себя не напускает, не то что
большинство кающихся женщин. - Что значит пьяная? Немножко навеселе или
по-настоящему?
- Вообще-то, я тогда на ногах не стояла, - чистосердечно ответила она и
пожала плечами.
- Это, к твоему сведению, не пьяная называется, а пьяная в стельку. И
часто ты пьешь?
- Я работаю учительницей в монастырской школе, поэтому часто не
получается, - поведала она горестно.
- Стало быть, в монастырской школе, - повторил отец Кассиди, все больше
заинтересовываясь. Монастырские школы и монахини были его очередной
навязчивой идеей. Он утверждал, что они вконец задуривают головы
ирландс
