О'Генри - Пимиентские Блинчики
О. Генри
Пимиентские блинчики
Когда мы сгоняли гурт скота с тавром "Треугольник-О" в
долине Фрио, торчащий сук сухого мескита зацепился за мое
деревянное стремя, я вывихнул себе ногу и неделю провалялся
в лагере.
На третий день моего вынужденного безделья я выполз к
фургону с провизией и беспомощно растянулся под разговорным
обстрелом Джедсона Одома, лагерного повара Джед был рожден
для монологов, но судьба, как всегда, ошиблась, навязав ему
профессию, в которой он большую часть времени был лишен
аудитории.
Таким образом, я был манной небесной в пустыне
вынужденного молчания Джеда.
Своевременно во мне заговорило естественное для больного
желание поесть чего- нибудь такого, что не входило в опись
нашего пайка. Меня посетили видения матушкиного буфета,
"что сладостны, как первая любовь, источник горьких
сожалений", и я спросил.
- Джед, ты умеешь печь блинчики?
Джед отложил свой шестизарядный револьвер, которым
собирался постучать антилопью отбивную, и встал надо мною,
как мне показалось, в угрожающей позе. Впечатление его
враждебности еще более усилилось, когда он устремил на меня
холодный и подозрительный взгляд своих блестящих голубых
глаз.
- Слушай, ты, - сказал он с явным, хотя и сдержанным
гневом. - Ты издеваешься или серьезно? Кто-нибудь из ребят
рассказывал тебе про этот подвох с блинчиками?
- Что ты, Джед, я серьезно, я бы, кажется, променял свою
лошадь и седло на горку масленых поджаристых блинчиков с
горшочком свежей новоорлеанской патоки. А разве была
какая-нибудь история и блинчиками?
Джед сразу смягчился, увидев, что я говорю без намеков.
Он притащил из фургона какие-то таинственные мешочки и
жестяные баночки и сложил их в тени куста, под которым я
примостился. Я следил, как он начал не спеша расставлять их
и развязывать многочисленные веревочки.
- Нет, не история, - сказал Джед, продолжав свое дело, -
просто логическое несоответствие между мной, красноглазым
овчаром из лощины Шелудивого Осла и мисс Уиллелой Лирайт.
Что ж, я, пожалуй, расскажу тебе.
Я пас тогда скот у старика Билла Туми на Сан-Мигуэле.
Однажды мне страсть как захотелось пожевать какой-нибудь
такой консервированной кормежки, которая никогда не мычала,
не блеяла, не хрюкала и не отмеривалась гарнцами. Ну я
вскакиваю на свою малышку и лечу в лавку дядюшки Эмсли
Телфэра у Пимиентской переправы через Нуэсес.
Около трех пополудни я накинул поводья на сук мескита и
пешком прошел последние двадцать шагов до лавки дядюшки
Эмсли. Я вскочил на прилавок и объявил ему, что, по всем
приметам, мировому урожаю фруктов грозит гибель. Через
минуту я имел мешок сухарей, ложку с длинной ручкой и по
открытой банке абрикосов, ананасов, вишен и сливы, а рядом
трудился дядюшка Эмсли, вырубая топориком желтые крышки. Я
чувствовал себя, как Адам до скандала с яблоком, вонзал
шпоры в прилавок и орудовал своей двадцатичетырехдюймовой
ложкой, как вдруг посмотрел случайно в окно на двор дома
дядюшки Эмсли находившегося рядом с лавкой.
Там стояла девушка, неизвестная девушка в полном
снаряжении; она вертела в руках крокетный молоток и изучала
мой способ поощрения фруктово-консервной промышленности.
Я скатился с прилавка и сунул лопату дядюшке Эмсли.
- Это моя племянница, - сказал он. - Мисс Уиллела
Лирайт, приехала погостить из Палестины. - Хочешь, я тебя
познакомлю?
"Из святой земли, - сказал я себе, и мои мысли сбились в
кучу, как овцы, когда их загоняешь в корраль. А почему нет?
Ведь были же ангелы в Палес..." - Конечно
